— Вы очевидцы переходного момента, — сказал Виктор Иванович. — Здесь, на Индигирке, еще не совсем Якутия, но уже и не Россия в чистом виде…
Девочки все черноглазенькие, черноволосые, хотя папа блондин, голубоглазый. В, двух комнатах чистота идеальная. Под окном — рыжий теленок, мордочка у него заиндевела: стоит в тени. И рядом — злой, как демон, пес Дог. Хозяйка, очевидно, продает молоко: к ней ходят с бидончиками, и. Дог беспощадно обругивает тех, кто входит в дом, не вытирая ног.
Поселок Переправа приютился на берегу протоки Индигирки. Есть мост. А паром — метров пятьсот-семьсот от. поселка: там течет сама Индигирка.
От последнего колымского поселка до Индигирки мы ехали примерно час. Но когда очутились в Якутии, выяснилось, что никакого пути мы якобы не: проделали — то же самое время: восемь часов вечера: Местные жители могли бы нам сказать: «Вы прибыли к нам раньше, чем выехали из Магаданской области…»
Подобно золотой молнии брызнула Индигирка от Оймяконского нагорья к северу и разломала хребет Черского к востоку от Тюбеляха. На изломе у Индигирки возникли трагические пороги Буеика, названные в честь погибшего инженера, который отважился проникнуть в ущелье этой коварной реки. Я говорю об Индигирке «молния» и знаю, что ее течение к северу от того места. , где мы сейчас находимся, поистине молниеносно: среди утесов река несется со скоростью двадцати. километров в час. Говорю «золотая молния» и вспоминаю, ; как опытная Колыма вызывала молодую золотодобывающую Индигирку на социалистическое соревнование, выдвигая лозунг: «Дадим больше металла любимой Родине!»
Прошло двадцать лет с того дня, когда на правом берегу Индигирки, в устье реки Неры, обосновались геологиразведчики. Они раскинули палатки, а позднее соорудили несколько бревенчатых избушек. Тщательные геологоразведочные работы подтвердили предположения советских ученых о наличии богатых залежей золота на северо-востоке Якутии. В глухой тайге один за другим возникали золотые прииски. Одновременно с ростом горной промышленности расширялся и поселок, который назвали Усть-Нерой. Четыре года тому назад он стал центром Оймяконского района… Но вернемся к трассе.
Индигирка — быстрая . зеленая река. На берегу у парома сидят люди, ловят хариусов. А рядом — маленький бревенчатый домик, и живут в нем паромщик Николай Трофимович Макарков, его жена Тося и сыновья Николка и Женя. И еще тут же проживает пес Акбар.
Старшему — Женьке шесть лет. Бегает он в худых тупоносых ботинках, и мать объясняет:
— Ну беда, обуви нет. Недавно на ягоды (я уже сдала двадцать ведер) купила Женьке туфли, так знаете, что получилось?
… Обул Женька новые туфли и пошел. Кому показать? Некому! Пошел он за ягодами на болото. Да и утопил под кочкой один туфель, боится домой идти — знает, что от мамки за новые туфли попадет. Сел под кустики и плачет. Потом уснул. Дома смотрят: час нет ребенка, два часа, четыре — забеспокоились. Взяли Акбара, пошли по следу. Часа полтора собака носилась среди болота по Женькиным следам. И пес нашел мальчика! Женька сел верхом на Акбара и приехал домой. Акбар, ясное дело, устал, он сбросил Женьку около домика на землю, взял его полусонного за шиворот и оттащил в угол…
Мы проехали по Хандыгской трассе совсем немного. Но уже успели пожалеть, что скоро вынуждены будем навсегда с ней расстаться… Едем по утренней якутской земле. Утро не солнечное, но теплое. Мороза нет, но дыхание видно. Остановишься, зайдешь в лесок — и пахнёт поздней осенью — горько и сладко. Где-то в кустах лежит снег, не успевший растаять на мгновенном северном солнце.
Итак, мы в Якутии. Еще вчера, чуть ли не у пограничного столба, изменился пейзаж. Таких сопок в Магаданской области не встретишь: они сплошь покрыты оленьим сизо-зеленым мхом, и то тут, то там разбросаны темные пятна вечнозеленого стланика. Какое смелое сочетание светлой, сизой и ярко-темной зелени! Чаще попадаются огромные болота. Ягель. Толстые лиственницы. Тайга!
Усть-Нерская лирика
А ты возьми якутский край,
К примеру,
И в самом деле приезжай
В Усть-Неру.
На Индигирке целый флот
Рыбацких лодок,
И там на прииске живет
Твой самородок.
Твоя надежная любовь,
Большая вера.
Нет, ты поверь: не в глаз, а в бровь —
Моя Усть-Нера!
* * *
Что мне делать?
И это, и то — не годится.
Я люблю твое имя — ножом по коре,
Ненавижу твой голос:
«Опять экспедиция?»,
Твои руки, что держат меня в конуре.
Ненавижу за то, что ворчишь на Якутию,
И твердишь:
«Отдохнул бы хоть несколько дней…»
Твои нежные плечи руками я кутаю,
Ненавидеть тебя
Все трудней и трудней.
* * *
Ни того и ни этого
Не любила ничуть.
Был товарищ — и нет его,
Только профиль как путь.
В сентябре не от холода
Намерзала тоска.
Есть тревожная Вологда
И родная Москва.
Но Усть-Нера таежная
Может лет через пять
Не родной, не тревожною,
А единственной стать.
Возле Куйдусунского моста растут чозении — огромные, как пирамидальные тополя, только ветки не тянутся вверх, а плавно изгибаются книзу.
Перед Куйдусунским мостом надпись: «Проезд автомашин с грузом выше семи тонн запрещается». И не зря:
мост очень длинный, выложены по сваям широкие, в пять бревен, деревянные полосы-рельсы, и во многих местах мост прогибается, как висячий. Кругом стружки. Совсем недавно его починили, мост действительно был разрушен. Дело в том, что река Куйдусун изменила русло и теперь размывает левый берег — там сейчас работает бульдозер.
— Вода как морская, — говорит Володя.
Да, морская: зеленая. На реке запруда из леса, коряг — там хлещет невысокий пенно-зеленый водопад.
Проснулись сегодня в шесть часов утра и подивились, до какой степени, вспыхнувшее солнце обострило нарядный иней. Он дивно засверкал, перемигиваясь с желтыми прищуренными лучами. Каждая травинка рассеребрилась. Но уже девятый час, и от богатого инея и следа не осталось. В тайге длинная белая паутина, мошка лезет в уши и глаза.
Вчера вечером после переправы Володя убил зайца и утку. Утка упала далеко от берега, а озерцо глубокое, — как тут достанешь? Хотели лодку надувать, но не стали задерживаться.
Скоро Томтор, где находится Оймяконский аэродром. Не доезжая его, остановились у памятника летчикам: красная деревянная пирамида со звездой. Рядом — просто могилы, и там, где обычно крестится дерево, стоят восклицательные знаки столбиков с надписями: «Вечная память героям-летчикам!».
То и дело встречаются ребятишки якуты в школьной форме. Идут они мимо пологой черной горы по имени Томтор, что означает по-якутски «курган». Видимо, отсюда и пошло название поселка.
Томтор — небольшой поселок. Здесь несколько деревянных домиков, дизельная электростанция. В гостинице паровое отопление, но пока оно не налажено, и поэтому за спиной у меня душевно потрескивают лиственничные сухие полешки. Докрасна распалилась плита беленой кирпичной печки. В поселке весело: хохочет и кричит одетая в осенние пальтишки детвора, и повизгивают да. посапывают многочисленные поросята. Свиней в этом году завела чуть ли не каждая семья. В сырой земле (натекло; из нашей машины — я спустил воду, так как ночью была морозно) похрюкивала от избытка счастья огромная свинья. Она рылась толстенным пятачком в грязи, а вокруг нее суетилось одиннадцать крохотных деловитых поросяток. Поросята месячные, розовые, - голенькие. Валяются под солнышком в теплой сырой земле. Вот вам и подступы к полюсу холода!
Но возле гостиницы стоят железные бочки с водой. . За ночь вода покрылась таким льдом, что на рассвете я его с трудом разбил толстой палкой.
Утром радио сказало: «… днем в Москве было шестнадцать градусов тепла…»
Я пошел на метеостанцию, узнал местную дневную температуру — четырнадцать градусов. Это в тени.
— А на солнце градусов двадцать — двадцать два будет! — сообщает Мирон Демьянович Усенко, начальник аэропорта.
Недобрым словом поминает он Министерства здравоохранения и просвещения ЯАССР. С 1953 года они не знают, что центр Оймяконского района не Оймякон, а Усть-Нера! И засылают свои грузы, адресованные в рай здрав или в районо на Оймякон. Эти грузы лежат здесь месяцами, а в Усть-Нере порой сидят без медикаментов и учебников.
— Зла не хватает! — говорит Мирон Демьянович. — До сих пор продолжается…
Мы пошли на почту (у дверей вывеска по-русски и по-якутски) и тут же отправили две телеграммы в якутские министерства, сообщив, как следует адресовать грузы.
В Томторе пока Володя договаривался насчет гостиницы, я разобрал наше вверх дном перевернутое гнездо. И вот Володя приносит последние новости: здешние летчики обещают нам неограниченное количество авиационного бензина (я рад!), фотобумаги (рад Володя!), хорошее отношение и вообще — златые горы, но за это их надо «подбросить» до переправы.
| ← Предыдущая страница | оглавление | Следующая страница → |
