Дневник Тихомирова. — Боготол. — Ачинск. — На Енисее. — Красноярские «Столбы». — Шумиха. — Думы строителей. — Кувшин Красноярского края. — Цветы и ягоды. — День рождения. — «Вот это подарок!» — Черемшанка. — Тайшет. — Контрасты. — Черембасс. — Вскрыша. — Ангарск. — Иркутская ГЭС.

В Красноярске мы вылили из бака какой-то ржавый, некачественный бензин, раздобытый в дебрях Мариинского тракта, пропели славу новому открьгтому листу и отправились обедать в ресторан Аэропорта.

Тут я и прочитал то, что записал Тихомиров в дороге.

5 августа

Позади остался Кузбасс с его неисчерпаемым богатством — «черным золотом»… Мягко шурша скатами, наша «М-72» легко бежит по отличному Московскому тракту.

Но вот замаячило какое-то селение. Подъезжаем ближе и читаем на табличке: «Старый Боготол». Решаем свернуть с тракта и ознакомиться с городом.

Единственная улица, по которой можно проехать, и то с трудам, даже на нашем вездеходе, называется «Деповской». Смотрим на автознак: скорость не больше 30 километров.

— Не верьте! — говорили прохожие.

Все же решаем испытать «счастье». Машина, воя, едва доползает до угла улицы и накрепко увязает в грязи в сотне метров… от здания горисполкома. Нас обступает народ. Сочувствуют, возмущаются многолетними дорожными безобразиями.

Павел Федорович Краснов, юрист Боготольского отделения Красноярской дороги, с горечью говорит:

— Хоть бы кто-нибудь всерьез взялся за «отцов города»…

Из-за извечного отвратительного состояния дорог движение машин по Боготол у временами или вовсе прекращается, или происходит при помощи… дежурного трактора. Эта «новинка» введена, видимо, председателем горисполкома Кушнеревым и его заместителем Метальниковым. Вместо того чтобы наладить дороги, эти руководители нашли «оригинальный» выход из положения — держать наготове тягач.

Не дождавшись дежурного трактора, садимся в машину и с помощью… коня еле вылезаем из ямы. Покидаем Боготол, ознакомившись лишь с одной его «достопримечательностью» — непроходимыми улицами.

6 августа

К утру добрались до Ачинска, и первое, что довелось увидеть, — это здание с вывеской: «Дирекция Ачинского глиноземного завода».

Мы еще раньше слышали о том, что здесь началось строительство крупнейшего в стране предприятия алюминиевой промышленности. И вот мы на стройке. Главный инженер треста Ачинскалюминстрой Георгий Андреевич Яворский говорит:

— Перед нами стоят две задачи: обеспечить строителей хорошим, благоустроенным жильем и создать производственную базу для сооружения завода. Сейчас возводим деревянные дома общей площадью семнадцать тысяч квадратных метров. Семь с половиной тысяч уже ввели в строй. Строим также завод сборного железобетона, бетонорастворный завод, автогараж, ремонтные мастерские. Введен в эксплуатацию энергопоезд. Сооружаются амбулатория, столовая, школа на восемьсот учащихся, ясли, детсад. Почти готов клуб на полтысячи человек…

В Ачинске нам посоветовали побывать в Козульском районе: там в селе Новочернореченском строится зерновая фабрика.

Теперь, за Ачинском, на дорогу не пожалуешься. Прекрасный гравийный тракт ведет до самого Красноярска. Вдали синеют высокие, стройные пихты и кедры — густая зеленая стена. Тайга! В нашем представлении это слово всегда вызывало ощущение заброшенности, «медвежьего угла». И что же предстало нашему взору?.. За поворотом возникает высокое, светлое здание колхозной фабрики хлеба. Работы подходят к концу. Возводится здание под .автовесы. Зерновую фабрику строят шефы — железнодорожники станции Чернореченская. Техник станции Алексей Дрожжин возглавляет бригаду, оборудующую сушильные агрегаты. Стрелочники, грузчики товарного двора устанавливают стропила на здании под автовесы.

Строители сообщают: ток будет пропускать в сутки одну тысячу двести центнеров зерна. В ближайшее время зернофабрика вступит в эксплуатацию.

…И вот мы снова в пути.

Проходит некоторое время, и наша «М-72» останавливается у дома, где находится правление колхоза имени Хрущева. Здесь нам говорят:

— Сегодня год, как новый председатель работает в нашем колхозе. И надо сказать, чувствуется хозяйская рука. При нем шефы выстроили каменную силосную башню, поголовье свиней выросло в четыре с половиной раза, вдвое выросло поголовье крупного рогатого скота… Теперь колхозники в два с половиной раза больше получают на трудодень и деньгами и хлебом…

Вот и председатель Илья Антонович Щекайло. Вместе с главным ветврачом Козульского района Дврамченко и свинаркой Дмитриевой он занят осмотром поросят. Яков Аврамченко — молодой специалист: он в 1952 году окончил Ачинский сельхозтехникум, а сейчас заочно учится в Красноярском сельхозинституте. Что же касается председателя колхоза Щекайло, то до того, как стать во главе сельхозартели, он работал на Сибтяжмашзаводе начальником пролета кузнечно-прессового цеха, потом в числе тридцатитысячников изъявил желание трудиться в колхозе.

— И как вам здесь работается?

— Люди тут отличные, с ними можно дело делать, правда, есть и такие, что ничто на них не действует…

Позднее мы сами «познакомились» с одним из них — с животноводом Сысоевым. Уже целую неделю он не выходит на работу. Мы решили сходить к нему домой. Но поговорить с ним так и не удалось. Находясь неделю во хмелю, он даже и не заметил, как его сфотографировали.

Удивительно, как колхозники терпят его в своей среде.

Ночью въезжаем в Красноярск.

Пройдено от Москвы 8279 километров. Впереди — Восточная Сибирь и Дальний Восток, путь к конечной цели автопробега — к берегам Тихого океана…

На этом записи Тихомирова обрываются.

7 августа

На колхозном проселке,
В дорожной пыли,
За Чулымом — сибирской рекой,
Как-то мы наконечник от пики нашли,
Да, представьте себе, наконечник нашли.
Ну, а раз уж нашли —
Захватили с собой,
Поглядите, колючий какой.
Прежде чем называть его
Ржавым и злым,
Поподробней расспросим о нем.
Мы расспросим о нем, и расскажет Чулым
Вдруг увидится:
Белый карательный дым,
И, ощерившись пиками,
Ночью и днем
Партизаны летят под огнем.
Нам расскажет Чулым:
— Отошли времена,
А ведь, помнится, жил тут старик,
А при нем немудреная кузня одна.
И, бывало, в той кузне с утра дотемна
Он ковал наконечники пик.
За советскую власть
В партизанский поход
Уходил девятнадцатый год.
И кузнец говорил,
Закаляя копье,
Мужиков провожая в бои:
«То ли пик острие, то ли сердце свое
Отдаю вам, сыночки мои…»
А ковал наконечники
Старый кузнец
В виде маленьких острых сердец,
И, казалось, он сказочник или мудрец.
«До свиданья, спасибо, отец!»
Всюду стычки…
Похоже, что нет им конца…
Вскинув пики, летят дикари…
За Чулымом железные бьются сердца,
Закаленные в кузнице бьются сердца,
Обагренные кровью зари.
Наконечник от пики…
Как только возьмешь
И как только посмотришь… Ну что ж,
В самом деле, он очень на сердце похож,
На железное сердце похож.
И Чулым говорит:
— Вот, в село кузнеца
Колчаковский каратель проник.
Как схватили его: «Отвечай, большевик,
Отвечай, сколько выковал пик?»
Он стоит у крыльца, головою поник —
Бородатый чулымский старик.
Пусть глумятся, но тайну железных сердец
Ни за что им не выдаст кузнец.
И каратели пленника
В кузню ведут:
«Ты упрямишься? Ну, погоди!»
По рукам, как безумные, молотом бьют,
И потом, точно звери,
Горячее рвут,
Отстучавшее рвут из груди.
Только им не понять —
У него не одно,
У него ведь десятки сердец,
У него в партизанах десятки сердец.
Пусть убили, замучили, но все равно
Он сражается, этот кузнец.
За Чулымом по-прежнему бьются сердца
Легендарного кузнеца.
На колхозном проселке В дорожной пыли,
За Чулымом — сибирской рекой,
Мы однажды железное сердце нашли,
Партизанское, гневное сердце нашли,
И теперь это сердце, познавшее бой,
Навсегда неразлучно со мной.