Эту книгу вы можете скачать одним файлом.

Смотришь на колымские поселки, и глаза невольно сортируют дома, и почти безошибочно можно сказать, когда и с какой целью они строились.

В самом облике этих поселков ощущаются два периода. Отживающие времянки, бараки, мазанки и целые кварталы благоустроенной! новизны: Новая Мяунджа — наш колымский Энергоград. А на столе у начальника шахтоуправления в Кадыкчане — план строительства. Но это уже будущее Колымы.

Чем дальше мы отъезжали от Магадана, тем ярче раскрывались достижения и особенности этого края. Более того, в «глубинке», на севере, Колыма казалась гораздо современнее, чем па юге. И, как вершина ее достижений, в самом конце трассы, и том месте, где мы должны были ее покинуть и свернуть на запад, — как вершина достижений Колымы сияли благоустроенная Мяунджа и перешедший на шестичасовой рабочий день шахтерский Кадыкчан.

Таким образом, путешествие по Колыме увенчалось новой радостью: мы опять увидели драгоценные черточки на лице нашего коммунистического завтра.

На этом последнем этапе до такой степени не хочется расставаться с кадыкчанцами, что вот уже несколько дней я совершаю свои путешествия от Кадыкчана до Мяунджа и никак не могу от них оторваться. Ведь рядом — развилка; свернув налево, ты уже почти прощаешься с колымским краем и вскоре попадаешь с Якутию. Я обещал Василию Васильевичу перед походом на полюс попрощаться. Контролер вентиляторов решил устроить прощальный «бал». В этот вечер мы пили шампанское, пели украинские песни (соседи Василия Васильевича с Полтавщины), я пытался играть на скрипке, сделанной местным мастером, а наш гостеприимный седовласый любимец, сухощавый, как жердь, в коричневой косоворотке, конечно же, исполнил на балалайке рапсодию Листа.

Все было радостно и хорошо. Василий Васильевич угощал нас новой серией интереснейших историй.

— …Мост через Куйдусун разрушен, — убеждал Василий Васильевич. — Если хотите попусту сидеть на берегу, дожидаясь его постройки, — поезжайте, но я не советую.

Словом, всеми силами он пытался задержать отъезд хотя бы еще на один день. Однако нетрудно было выяснить, что, хотя мост и разрушен, переправиться можно на грузовой машине. Как? А очень просто. Грузить М-72 на спину трехосной. Слава богу, у меня уже был этот опыт во время поездки на озеро Джека Лондона.

— Вот увидите, я вам завтра такое расскажу! — обещал Василий Васильевич. — Не уезжайте, прошу вас…

Утром мы с Василием Васильевичем тепло попрощались, и я отправился в управление, а через два часа… Бегут назад чистые домики Кадыкчана; проезжаю мост, а на мосту стоит грустный Василий Васильевич и даже не машет рукой на прощание. Я остановил машину, развернулся — и к Василию Васильевичу. Вышел, обнял его, и мы договорились непременно писать друг другу. Какие письма я потом получал от него! А телеграммы в 112 слов и в одно слово! Нет, этот человек не может быть одиноким! Есть у него ребята из самодеятельности, есть книги и добрые соседи с их украинскими песнями, есть, наконец, восемь верных вентиляторов и заветная Девятая балалайка! И еще у него есть полыхающая осенней роскошью золотая бессребреница — колымская осень, которую он обожает. А когда придет лютая здешняя зима, я знаю, Василий Васильевич снова окажет, что художник, не побывавший на Колыме, вряд ли создаст что-то настоящее… Щедрости Василия Васильевича, его душевности, его неумению жить не делая каждую секунду что-либо для людей — этому нет границ в его сердце.

Чувствую, что приближается моя разлука с Колымой, и последние дни стараюсь побольше увидеть и записать. Грустно уезжать от белокаменной Мяунджи, от Василия Васильевича, Юры Шустова и вообще от колымских примет коммунизма.

Уголь

Шахтерам Колымбасса

От многовековой густой темноты
ослепли угольные пласты.
Человек поднял их, решил зажечь,
и зрячим углем загудела печь.
С тех пор запыхтела лампадка во мгле,
кирка углекопа заныла в угле.
Шахтер устал, почернел, намок,
присел и щепкой поднял фитилек.
Века прошли за веками — и вот
врубовая машина в породе ревет.
С электропроводкой идет человек.
Бронзовый луч забегает в штрек.
И движется, как за строкой строка,
проходка отбойного молотка.
И снова бегут за годами года,
распущены новые провода…
Люминесцентную лампу с собой
бери, шахтер. уходя в забой.
Светом земным, восходом зари
подземные клады свои озари.
И угольный непокоренный слой
раскалывай гидронапорной струей.
И приближай (пусть мечты зовут!)
аркагалинский завтрашний труд.
Мне дорог твой кропотливый взор,
молодой новатор и фантазер.
Я крепко верю: настанет срок,
не нужен будет ни уголь, ни ток.
Повсюду забрызжет атомный свет,
добычу угля он сведет на нет.
И все потому, что волнуешь ты
в Кадыкчане угольные пласты.
И зрячим углем рабочих ночей
гудят батальоны турбин и печей…
И тембром, оротуканской страны
дополнен мартеновский голос страны.

Днем было такое солнце и такие капели, что, если бы не огненные листья на кустах, — просто весна! А вдали снег на сопках.

— Как проехать в Аркагалу?

— Вам какую?

— Как какую? Одна, наверное, Аркагала-то!

— А вот и две. Аркагала-угольная — вправо, Аркагала-транспортная — влево. На мост въедете — сами разберетесь, что к чему.

Когда я поехал в Аркагалу, в машину ко мне сел инженер по качеству угля Юрий Шустов и две девушки, как в «Евгении Онегине» Татьяна и Ольга. Оля кончила 10 классов и поступает на работу. Таня десятиклассница, учится в Мяундже. Девочки очень переживали: у Тани отец сегодня отправился в Сусуман и получены сведения, что машина разбилась. Есть раненые, но, кто ранен, пока неизвестно, и вот Таня едет со своими друзьями в Аркагалу-транспортную узнавать… Так и доехали они втроем до Аркагалы. По дороге Юра говорил, что лет двадцать назад в Аркагале какой-то якут впервые обнаружил уголь: разводил костер, положил в него «черный камень» — и вдруг этот камень загорелся.

Остановился я на мосту, высоко поднявшемся над узенькой, нырнувшей в глубоченный овраг речкой, и, действительно, сразу увидел — что к чему. Справа от дороги поднимается темный от времени и угольной пыли деревянный копер, из-за него выруливает «Татра» с двумя прицепами, груженными углем… А по левую руку — у огромного гаража — толпятся автопоезда, газики, самосвалы, кто-то моет из шланга легковую фисташковую «Шкоду». Гудят моторы, визжат МАЗы, стоит очередь «Татр». Красная с желтым, похожая на огромный огнетушитель, высится бензоколонка. Аркагала-транспортная, здравствуй! Как раз ты мне и нужна. Быть может, ты поможешь мне разыскать опытного шофера, который согласится идти со мной к полюсу холода. После того, как мы расстались с Володей, я очень быстро понял, в каком положении очутилась моя машина.

Около почты встретился шофер — черный, усталый, едет седьмые сутки. Говорит, что в газетах читал об этом путешествии, узнал машину и не может не вмешаться.

— Кто главный? Вы? Надо перебортовать, а то на выстрел пойдет! — И он, как хирург, щупает воспаленный разрез на правой задней покрышке. Я говорю:

— Это у меня давно!

— Какое давно — камеру видно!

Я подумал: «Как же, дожидайся теперь, когда она на выстрел пойдет?» — и достал из багажника домкрат.


← Предыдущая страницаоглавлениеСледующая страница →




Случайное фото: