— А в 1955 году приехало к нам пятьдесят комсомолок, — вспомнил Репницкий, — многие из них остались у нас, вышли замуж. Хорошо живут эти молодые семьи.
— Я бы хотел работать на «Татре», — сказал Володя.
— На «Татры» мы берем шоферов со стажем не менее пяти лет, — сообщил Хоперский. — Вы заметили, что «Татра» одна, без прицепов развивает скорость такую, что ее и «Победа» не догонит. Молодого на нее не посадишь — разве можно доверить?
Я попросил рассказать какой-нибудь выдающийся случай.
— У нас повседневный героизм. К выдающимся случаям мы привыкли, — сказал Репницкий. «Зачем это так громко он говорит?» — подумал я, но вскоре понял, что в отношении шоферов это в самый раз оказало.
— В условиях «зимника», — рассказывал Хоперский. — шоферы жили по три—четыре месяца в тяжелых условиях, не выходили из кабины… Это такой труд, будь на то моя воля, всем бы ордена выдал… Но, прямо окажем, выдержать может только очень опытный, закаленный колымский шофер… Вот, Цезарь Иванович бывал в тех краях.
— Как же, четыре «зимника» отгрохал… — вздохнул Репницкий, — и Анатолий Иванович тоже кое-что повидал, поездил…
— Бывало на триста километров — ни жилья тебе, ни халупки, чтобы заварить чай. Вот с мукой на Индигирку ходили в сорок седьмом году. Сто граммов спирта, как на фронте, через каждые сто километров. Это был приказ. Спирт пьет — и едет. Это была необходимость…
Цезарь Иванович:
— Представьте себе: бульдозер сидит на «Татре», а в нем, в бульдозере, пятнадцать тонн веса. Бывает, провалится машина под лед, только макушка бульдозера торчит. И люди в шестьдесят градусов мороза ковыряются в воде. Доставляют груз. А от Яны до прииска «Депутатского» перегон в триста километров. Ветры там называются «свистунами». Дуют они день и ночь. Эти триста километров — одни кочки, машина идет как пьяная.
Хоперский:
— Вам бы зимой у нас побывать: вот тогда бы вы поняли, что такое «шоферская Колыма». Наши берелехские машины ползают по всей Колыме, так как много тяжеловесных перевозок по всему Северо-Востоку. Ползают и на Теньку, и на Яну, й на Индигирку, в Усть-Нару…
— В этом году у нас появился такой лозунг: «Войти в миллион», — сказал Цезарь Иванович.
— То есть, каждый шофер должен стремиться за год сделать один миллион тонна-километров, — разъяснил Анатолий Иванович.
Войти в миллион! Как интересно оказано, словно перед тобой открыты двери, и, если ты мастер своего дела, ты взойдешь на какую-то вершину под названием «Миллион».
Миллион тонна-километров! Какое должно сыть счастье — войти в миллион… Два Ивановича — Хоперский и Репницкий — говорили об этом с гордостью.
Да, трасса… После всего, что мне о ней оказали, невольно подумалось: как должно быть, устала она. Это и
подметил магаданский поэт, когда написал:
Молчит поселок, и дорога
Безмолвна в этот ранний час.
Пусть отдохнет еще немного —
Она работница у пас.
«Дорога — это ключ, который отмыкает все богатства Колымы». Эти слова знаменитого первооткрывателя Ю. А. Билибина как нельзя лучше характеризуют и водителей. У каждого из них свой ключик — вверенная автомашина.
Хоперского снова вызывает телефон, и он продолжает «давить» прииски и Аркагалинскую ГРЭС углем. Секретарь парторганизации Репницкий уводит Володю в отдел кадров оформляться на работу, а я уношу солидную мозоль на среднем пальце и свои разбухшие блокноты в автомашину. Уношу и чувствую, что у меня записано слишком мало для того, чтобы понять душу колымского автоводителя…
Зимой! Только зимой…
Но что же делать путешественнику, если именно до зимы он должен вывести свою машину из зоны вечной мерзлоты, так как намерен продолжать автотуристский поход по Средней Азии, по Кавказу и до республикам Советской Европы…
Уже на пороге кабинета Анатолий Иванович Хоперский говорил:
— Лет пять—шесть назад от нас уехало несколько шоферов — насовсем. Мы им написали письма. Сообщили, что получили новые машины, а люди они опытные. Некоторые водители возвращаются. Один старый колымчанин пишет: «Приеду, буду снова ветеранить». Другой написал, что его «тянет в Берелех как магнитом». Потеряв все свои надбавки, они все же едут на Колыму. Едут потому, что любят ее. Это ли не показательно? Вот о чем, прошу вас, особо напишите. Тут прозой нельзя. Только стихами!.. Ну, прощайте…
Здравствуй, кровинка!
Как красавица гордая, величава она и сурова
и всегда притягательна…
Вот почему
ты ее не забудешь, ты с волненьем приедешь и снова
ты обнимешь свою возлюбленную Колыму.
Хороша она в августе,
в новолунье,
когда преисполненные любви
сопки, как ветровые плясуньи,
в хороводе рассыпят брусничные юбки свои
и внезапно застынут
в рисунке ритмичном и четком.
И вдруг встрепенется, обнажится сопка одна,
потому что на грудь ее золотым самородком
упадет и покатится молодая луна.
Облака, точно шали, проплывут низковато,
и вдали, за отвалами, как Большая Медведица
(на кабине — четыре и три — на стреле экскаватора),
семеро
лампочек
ковшиком —
звездным, мерцающим, — ярко засветятся.
Эти звезды колымские так понятны тебе, так близки,
эти звезды, как соль.
Все в тебе,
все замешено густо,
словно в собственном сердце ты моешь золотые пески,
по крупицам накапливая драгоценные чувства.
Не поэтому ль тянет на Колыму как магнитом,
как к единственной женщине,
в эти ночные возлюбленные края?
И бодрящий рассвет выбегает ребенком умытым,
и ты говоришь ему: «Здравствуй, кровинка моя!».
Володя зачислен на работу. Дали ему койку в общежитии, посадили стажироваться к водителю «Татры» № 92-97 Морозову, и сегодня утром они уехали в Аркагалу, откуда будут возить уголь на прииск «Большевик».
Я зашел в райком партии поблагодарить Власенко. Он собирался ехать на отдаленный от основной трассы прииск «Ударник», и я попросил взять меня с собой. Вскоре мы выехали. По дороге мелькали ячменные посевы совхоза «Сусуман». Поле было зеленым. Тут заготавливали силос для совхозных коров. У овса только-только лезли усики из трубок. Потом справа увидели мы стадо бурых с белыми пятнами упитанных коров, и я задал Власенко самый заурядный вопрос, на что он ответил:
— … Смотря кто… Есть и такие доярки, которые от каждой коровы надоили по четыре тысячи пятьсот килограммов молока, например Наталья Леонтьевна Дручанина. Вы бы с ней побеседовали… Да, население не вернешь к сухому молоку. Говорят, в Англии придумали от какой-то механической коровы получать те же концентраты. Дескать, не перенять ли и нам их опыт? Покорно благодарим! Мы хотим получать цельное молоко и в достаточном количестве круглый год.
— У меня сложилось впечатление, что как раз с молоком на трассе дело обстоит благополучно, но, быть может, зимой картина изменится? Тогда что? — И тут я не без умысла, добавил: — Почему бы не заинтересоваться механической коровой?
— Да потому, что англичанин колымчанину не пример. В Магаданской области, представьте себе, удойность в два раза выше, чем в Англии. Опять же в краю вечной мерзлоты. Это одна из загадок, которые возникают перед иностранцами, когда они пытаются выяснить, что собой представляет советский человек, откуда у него берутся такие силы и такая смекалка…
Власенко стал приводить любопытные факты по совхозу «Сусуман». Он оперировал цифрами, называл фамилии людей, и я не удивлялся его скрупулезной осведомленности: ведь он секретарь райкома.
— Знаете, капусты, например, сейчас на Колыме столько, что ягоднинцы говорят Сусуману: «Возьмите у нас, отдадим недорого!» А мы в свою очередь: «Не хотите ли нашей?» А ведь еще два года назад капусту завозили с «материка»… Не свернуть ли нам на «Мальдяк»? — заметил Власенко, когда справа показалась развилка.
Прииск «Мальдяк» считается переловим. Но здесь из-за недостатка воды и перегрузки промывочных приборов песками был обнаружен снос золота. На прииске значительно перевыполняют план по добыче подземных песков (рабочие говорят: «Были бы «кубики»), но при этом не выполняют план по золоту. А это ведет к удорожанию выпускаемой продукции, так как подземные пески не имеют высокого содержания металла.
Об этом и говорил Власенко с глазным инженером прииска Мозалевым.
| ← Предыдущая страница | оглавление | Следующая страница → |
