После «Мальдяка» мы отправились на прииск «Ударник», расположенный у подножия юго-восточных отрогов хребта Черского. И настала минута, когда автомашина остановилась перед этой величавой горной системой с ее дикими ущельями, бурными потоками, снежными вершинами и лиственничной тайгой. Эти горы превышают по площади Кавказ и поднимаются над уровнем моря более чем на три тысячи метров. И я мысленно видел перед собой тех отважных исследователей, которые здесь мерзли, ликовали или гибли, оставляя науке кропотливые плоды своей самоотверженной энергии.

Не думал Иван Черский, скромный и отважный человек, сосланный в Сибирь за участие в польском восстании, что когда-нибудь уже Советская Россия назовет его именем эту обширную высокогорную цепь. Возглавив в 1891 году экспедицию Академии наук, Иван Дементьевич прошел по колымскому краю сотни километров, а, когда после тяжелой болезни скончался и был похоронен в устье реки Омолон, его экспедиция продолжала путь под

руководством первой русской женщины-путешественницы Мавры Павловны Черской. Она была зоологом и ботаником, собрала большую геологическую коллекцию, и, если бы Географическое общество вынесло новое решение: именовать горную цепь хребтом Черских, — это было бы и справедливее и правильнее.

Хребет Черского до последнего времени оставался «белым пятном» на фаунистической карте нашей Родины. И мне радостно было узнать, что как раз в эти дни одна из экспедиций Якутского филиала Академии наук СССР под руководством доктора биологических наук К. А. Воробьева исследовала альпийскую фауну хребта Черского. Ни один зоолог не проникал в эти районы, лишенные троп и богатые наледью толщиной в два метра. Исследователи нашли здесь более восьмидесяти видов птиц, гнездовья разных высокогорных куликов — большого песочника, хрустана и пепельных улитов, птенцы которых впервые добыты для науки.

Коллекция птиц, гнезд, яиц, фотографии и дневники — какой богатый материал собрала экспедиция для новой монографии о птицах Северо-Востока нашей большой страны!

Меня заинтересовали подробности. Научные работники рассказали, что из двадцати пяти отрядов птиц, обитающих в СССР, на территории Магаданской области встречаются представители семнадцати отрядов; тут и более сорока видов различных воробьев, и всевозможные дятлы, стрижи, кукушки, совы, и многочисленные диезные хищники… Есть даже цапля! Что касается гагар, чистиков, чайковых, куликов, журавлей, то на территории области они представлены от двух до пятнадцати видов. Какое богатство! Помню, в Магаданском музее я долго любовался чучелами синехвостки, соловья-красношейки, дрозда Науманна, щура, пятнистого конька, чечетки, олпяки (водяного дрозда), плавунчика круглоносого, улита большого, кулика дон-ори, кулика песочного, выпи…

Как, должно быть, интересно работать зоологу в этих северных краях! А охотнику или туристу и мечтать о другом не стоит. И снова я думаю о приглашениях того ягоднинского шофера, московский братишка которого не хочет (пока!) проводить свой отпуск на Колыме.

Туристы отлетают понемногу
По трассам европейской старины,
А нет, чтобы отправиться в дорогу
На Северо-Восток своей страны…

Что значит для туриста заграница?
Она порой не может не увлечь.
Во многих странах лишь одно случится —
Увозишь яркость проходящих встреч.

Но сила чувств — отобранных и строгих —
К своей земле, как к женщине родной.
Нетрудно позабыть одно во многих,
Когда находишь многое в одной.

Я верю, с интересом повторяя: —
Мой Сусуман, Тенька или Певек, —
Сюда, к легендам о колымском крае,
Приедет восторгаться человек!

Что за парадоксы в Сусуманском районе!

Возвращаюсь в райцентр и узнаю, что Сусуман стоит на реке Берелех, а поселок Берелех на реке Сусуман.

Как видно, в Сусуман невозможно приехать просто так, чтобы у тебя был свободный вечер. Ни в коем случае! Сусуман не может без мероприятий! И пообедав возле уличного ларька, я прямехонько попадаю в клуб, на районный смотр художественной самодеятельности.

Фасад клуба украшен плакатами: «Искусство принадлежит народу!», «Привет участникам самодеятельности!», «Дорогу народным талантам!».

Мы приехали в самый разгар смотра. В зрительном зале, что называется, яблоку негде упасть, публика воодушевленно аплодировала каким-то двум парням, отплясавшим только что матросский танец. «Работали пятеро как один!» — восхищался мой сосед.

Потом кто-то читал стихи, далее прошел хореографический номер, и вот уже ведущий объявляет:

— Василий Васильевич Булатов, контролер вентиляторов. шахты № 10 (Кадыкчан). Чайковский. «Осенний вальс».

На сцену вышел длинный, худощавый и, как все высокие люди, чуть сутулый пожилой человек. Бережно положив на колено балалайку, он взял первые аккорды и мелодия полилась.

И вдруг, не закончив пьесы, он поднялся и сказал:

— Теперь вы, товарищи, убедились, какой богатый инструмент балалайка. И я очень сожалею, что наша молодежь всерьез почти не интересуется этим изумительным инструментом. А ведь у каждого народа есть свои дорогие музыкальные инструменты, так почему же вы, молодежь, не попытаетесь сделать балалайку своей повседневной радостью?..

Поднялся кто-то из членов жюри:

— Товарищ Булатов, все это правильно, но у нас смотр, и время рассчитано. Вы должны показать свое исполнительское искусство.

— Нет, позвольте, для меня совершенно не важно, как вы отнесетесь к моему исполнительскому искусству. Дело не в этом. Я хочу, чтобы наша молодежь полюбила балалайку, и считаю нужным сообщить, что в конце прошлого века, когда в Петербурге Осипов организовал первый оркестр из струнных инструментов, он пригласил на концерт Льва Толстого…

В зале засмеялись, но кто-то уже кричал:

— Не мешайте, пусть говорит!

— Нет, так дальше продолжаться не может. Товарищ Булатов, неужели вы не понимаете, что у нас смотр…

— Пусть говорит, — неслось из зала.

— Я, конечно, могу уйти со сцены, но, по-моему, все заметили, что я «Осенний вальс» не закончил и сделал это сознательно, чтобы иметь возможность за отпущенное мне в программе время сказать то, что считаю необходимым.

— Мы устроим отдельный вечер на эту тему…

— Пусть говорит, — снова неслось из зала.

— Так вот, Лев Толстой ушел потрясенный и на следующий день прислал Осипову письмо, в котором, между прочим, писал, что балалайке принадлежит блестящее будущее, так как этот народный инструмент таит в себе неисчерпаемые возможности концертного исполнения. Эти струны, как говорится, могут «поднять» даже самые сложные музыкальные произведения. Вот сейчас я вам продемонстрирую на этой балалайке фрагменты из

«Чардаша» Монти, и вы увидите, как техника в сочетании…

— Товарищ Булатов, говорим вам самым настоятельным образом, — снова сказал кто-то из членов жюри, — или исполняйте полностью «Чардаш» или прекратите этот неуместный разговор. У нас смотр! Впереди еще много номеров…

Это несколько грубоватое высказывание, где прозвучало «настоятельным образом» и «прекратите», не разоружило Булатова, и он, сохраняя спокойствие, решительно заявил:

— Но почему я должен непременно исполнять? Хорошо, считайте мою игру фрагментов на балалайке и комментарии к ним как отдельный номер. Так сказать, номер оригинального жанра. Насколько я могу судить, публика меня поддерживает. Так что убедительно прошу членов жюри, учитывая, что я придаю особое значение этому своему выступлению, не прерывать меня, дабы я мог высказаться до конца. .

— Ну, хорошо, сколько вам еще нужно времени?

— Я, полагаю, если вы не будете меня прерывать, минут через десять я мог бы закончить…

— Десять минут — это очень много!

— Дать десять минут!

— Пять минут!

— Объявляйте другой номер!

В зале поднялся невероятный шум, и чувствовалось, что публика разделилась на две партии, каждая из которых приводила веские доводы «за» и «против» контролера вентиляторов…

Так как народ успел нахохотаться и насладиться этим событием, то всем уже хотелось чего-нибудь другого. Видимо, Василий Васильевич почувствовал, что сторонников у него становится все меньше. Перекрывая шум, он прокричал:

— Буквально несколько заключительных слов. Я, конечно, и сотой доли не сказал, что хотел, но, поймите, мне важно, чтобы наша молодежь прониклась чувством прекрасного и, в частности, овладела таким изумительным инструментом, как балалайка.