Вечером мы одолели Бурхалинский перевал (о котором Чкуасели говорил, что на нем водятся куропатки «системы Баландина») и тут же приметили за дорогой темные валообразные насыпи. Отвалы значительно ниже, чем около 177-й драги, вот почему, не видя еще промывочного прибора, вы уже чувствуете, что эта фабрика золота по своему рангу уступает драге.

В поселок Полевой, столицу участка № 3, мы приехали вечером.

Под предводительством коменданта молодежного общежития Галочки, ее шестилетнего сына Юрика, белобрысого, толстощекого мальчугана, и его кота Тишки мы отправились в клуб, где нам приготовили две койки.

Над поселком грохочет радио. Издалека доносится рокот скрепера — картавый говорок ночной смены.

Как и на многих приисковых участках, здесь тоже перед крылечками лежат железные лесенки-трафареты, взятые с колод промприборов. Пожалуйста, вытирайте ноги!

Это те самые «лесенки» и «коврики», которым в свое время был посвящен рейд «легкой кавалерии», организованный райкомом комсомола. А золото как раз и оседает на колодах в «ковриках». Ведь на «Полевом» шесть промприборов. И, когда однажды «ковриков» не хватило, комсомольцы прошли по домам, собрали более шестидесяти штук, и промприборы снова заработали.

На участке «Полевой» седьмой год работает начальником Михаил Евсеевич Выгон. В свое время был он заведующим отделом Московского горкома комсомола. Этот старый комсомолец уже поседел, но в душе у него, как видно, «ни одного седого волоса». Вот что я узнал от него:

— Уже второй раз меня вызывают в Магадан в управление, предлагают должность начальника прииска, дескать, будешь ты на тысячу рублей больше получать… А я говорю им: «Да поймите, я создавал этот участок, он мне дороже всяких денег…» Так нет! Сначала «Буркандью» предложили, а когда я отказался, подумали,

дескать, не хочу потому, что там ничего еще не благоустроено. И теперь требуют, чтобы шел я начальником на прииск «Ударник». Вы понимаете? На «Ударнике» чуть ли не рай земной, и теперь я должен согласиться? Ошибаетесь! Прошу товарищей: оставьте меня, не выдвигайте, не надо мне ваших денег, хочу быть со своим коллективом…

Так говорила бескорыстная Колыма.

… Утром по соседней сопке мы с Володей вскарабкались на вершину и после зарядки и легкого завтрака направились к малой фабрике золота.

Когда работает промприбор, среди серых, уже высохших под солнцем галечных отвалов, растет еще один отвал — новый, блестящий, влажный и веселый от блеска: это падает с хвостов промприбора шумная «галя». Пески обмываются в утробе промприбора, мокрые чешуйки золота текут с водой на колоду, где и оседают на резиновых ковриках.

На промприборе очень шумно: гудит, качая воду, насос, рокочет внизу бульдозер, подавая пески в бункер, шелестит лента транспортера, с грохотом падает в бочку крупная и темная золотоносная порода. И только совершенно не слышно людей, которые здесь работают.

У колоды стоит съемщица Таня Малькова. В Ленинграде была она ткачихой. У нее хорошие косы и румяные, обветренные щеки. Глаза серо-зеленые, ясные. Два раза в сутки приходит Таня на 23-й промприбор, чтобы снять золото и отправить его в приемную кассу. Девушка она стройная, но кажется толстой, потому что крепко закутана: сегодня день солнечный, однако холодно — начинается осень… И можно уже заметить в зеленых шевелюрах придорожных лиственниц первые нити золотой осенней парчи.

Горный мастер Даниил Амирханов окончил политехнический институт в Ташкенте и уже третий год возглавляет малую фабрику золота. Рабочие называют его товарищ Даниил.

Если не считать бульдозериста и скрепериста, подгребающих пески к бункеру, рядом с Амирхановым непосредственно работают на приборе еще два человека: у бункера и у ленты.

Глядя на золотоносные пески, бегущие по транспортеру, двадцатипятилетний товарищ Даниил с мостика промприбора награждает меня . вот какими словами:

— Вы говорите, что люди быстро привыкают ко всему и перестают удивляться. Но у меня почему-то не проходит чувство изумления: сколько нас на фабрике золота? А ведь за смену мы даем государству ценности на такую же сумму, как иное предприятие в несколько сот человек. Удивительно!

Вот это внутреннее ощущение значительности своего деяния, бескорыстная преданность Выгона и счастливое удивление Амирханова — не эти ли качества и есть та Самая ягоднинка-изюминка, которую так или иначе вы приметите почти у каждого патриота Ягоднинского района?

Мы расставались с этим районом. Мы ехали на северо-запад, в сусуманские края, и на прощание ягоднинцы положили свой последний штрих на завершенную уже картину наших дорожных сложившихся впечатлений.

Этот штрих — один из самых сильных и памятных. Итак, неподалеку от «Полевого», рядом с основной трассой, строилась новая дорога. Спрашиваю: «Зачем?». — «Нам золото нужно взять, — ответили горняки. — Для нас теперь эта дорога — торфа. Будем взрывать, выбрасывать, обнажать золотые пески…»

Трассу строили в 1937 году, а прииск «Бурхала» существует с 1941 года. В свое время дорожники не смотрели, есть золото или нет его, — профилировали там, где удобнее. А теперь возле «Полевого» горняки провели подземные выработки под основной трассой, она даже просела, — и можно смело говорить, что несколько километров мы ехали дорогой, под которой не было золота.

До сих пор, где бы мы ни находились, нам говорили: «Мы с вами стоим на золоте», «Вы едете по золоту». Но ехать не по золоту — для Колымы это было уже необыкновенно!

Возлюбленная Колыма!

В ущельях сердца моего
ты поселила водопады:
надежды,
радости,
досады,
падения и торжество!
Ты хочешь, чтобы сильным был,
чтоб я преодолел пороги: ошибки,
трудности,
тревоги, сомнения — и победил!
Как горько защемило грудь…
Но мне по-прежнему желанны заботы,
замыслы
и планы, свершения и снова — путь!
Какой размах — сойти с ума!
Иду по северному краю
и с удивленьем восклицаю:
— Возлюбленная Колыма!