6 октября

Мы движемся все вниз и вниз по Амуру. Триста лет назад этим путем шел русский крестьянин Ерофей Хабаров, внимательно присматриваясь к «землице Даурской». Он был не первым русским в Даурии, но первым, кто подумал не о том, чтобы стяжать, а о том, как обжить Амурскую долину, не о «ясаке», а с земле. Вот что он увидел своим хозяйским крестьянским глазом:

«…а вниз по славной, по великой реке Амуре живут даурские люди пахотные и скотные… А в градах и улусах луги великие и пашни есть, а леса по той великой реке Амуре темные, большие, соболя и всякого зверя много. А в земле злато и сребро виднеется…»

Только теперь можно оценить прозорливость Хабарова. Он писал, что «рыбы в Амуре много против Волги». Теперь мы знаем, что в Амуре сто видов рыб — в два раза больше, чем в Волге. Рыба в Амуре самая аристократическая: не один какой-нибудь лосось или карп, а целые династии лососевых и карповых. А если осетр, то особый — амурский, и белуга здесь почему-то называется по-особому — «калуга», и живет она только в Амуре. Рыбы, как и люди, переселились на Амур из разных краев. Здесь, например, встретились и ужились переселенцы из Арктики — сиги с тропическим змееголовом.

Трудно передать словами роскошную красоту амурского правобережья. В районе китайской деревушки Тайсан перед нами могучей скалистой цепью тянется почти отвесный берег, покрытый рыжим кустарником. Хочется навсегда запомнить величавые очертания скалистых куполов, которые как бы подрезаны снизу и местами иссечены продольными полосами. Трещиноватые скалы создают фантастические сочетания. Можно разглядеть идолообразные фигуры людей и животных. Они отражаются в воде, и кажется, будто бросились в Амур вниз головой… Иногда острая скала выдвигается вперед, как дозорный, и раскидистое дерево на вершине напоминает вскинутую руку, как это делает человек, когда хочет посмотреть вдаль…

7 октября

Наконец столица Амурской области.

Благовещенск — город-кормилец. Амурская фабрика-кухня. Самые крупные на Дальнем Востоке мельницы. Молочный завод. Завод овощных консервов. Винокуренный…

Возле Благовещенска река Зея впадает в Амур. Амур большой, широкий. А город маленький, низкорослый, чистенький. Он больше похож на пароход, чем на город. Вот-вот сорвется с якоря, и понесет его Амур по волнам.

Городов на Амуре пока немного. И все они сбегаются группками. Рядом с Благовещенском еще два города: Свободный и Куйбышевка-Восточная, которая (вот сюрприз!) расположилась на берегу реки… Томь, словно мы вернулись назад, в Кузбасс.

Слово «Томь» напомнило нам кузбасский уголь. Интересно было узнать, что неподалеку от Амурской Томи имеется своя угольная столица — город Райчихинск. Так и хотелось сказать: Амурбасс. В районе Райчихинска — такая же картина, как и в районе Черемхова. Вскрыша. Мощнейшие экскаваторы с двадцатикубовыми ковшами.

Кроме угля, в Амурской области добывают золото, изготовляют машины, транспортное оборудование, и в хлебоуборочных цехах — на целинных землях Приамурья — собирают урожаи, с которыми не может соперничать ни один дальневосточный район. «Луги великие и пашни есть», — писал Хабаров.

Амур влечет нас на юго-восток.

И вот пейзаж меняется. Скалистые горы как бы отваливаются от берега, резко уходят на запад, и перед глазами расстилается неоглядная пойма, подернутая ржавеющей зеленью. Это Зейско-Бурейская равнина, как говорят здесь — «Амурская прерия», или «мокрая степь», главный и самый старый сельскохозяйственный район на Востоке. Много здесь целины, ожидающей своих покорителей. Поэтому те, кто не достигли комсомольского возраста, могут не огорчаться. Хватит новых земель и на их долю!

А вот и зеленые квадратики полезащитных лесополос. Глянешь — и вдруг почудится, что ты возле самого Сталинграда, а не где-то за тридевять земель. Несмотря на сильную влажность, в «мокрой степи» хорошо выращивают пшеницу, сою, кукурузу и многие технические культуры. Например, периллу, странное кустистое растение с мелкими белыми цветами-кисточками. Посмотришь — на сорняк похоже, а на самом деле перилла дает ценное техническое масло. Лакокрасочная промышленность на перилле держится.

Вообще Дальний Восток кажется большим ботаническим садом. Словно кто-то нарочно собрал сюда растения всех зон и широт: там тундра, здесь тайга,тут лесостепь. Вот дерево — гость Якутии, а рядом кустарник родом из Китая.

Горы не исчезают из поля нашего зрения. Огромной подковой просматривается вдали холмистый горизонт, окрашенный то синими, то темно-бурыми тонами. И эта холмистая даль похожа на окаменевшие амурские волны. Низко упали белые облака, они дымятся и медленно тают под осенним солнцем, словно тот снег, что выпал в начале октября в верховьях Амура.

А вот лесов вроде и немного. Видно, Ерофей Хабаров имел в виду более низовую часть Амура, когда писал про «леса темные, большие», а может, при нем они были темнее и больше. Те клочки леса, которые попадаются в степи, не простые, а особые, дальневосточные: береза здесь не белая, а черная. И даже встречается редкое бархатное дерево. Есть, конечно, и старые знакомые — дуб, ясень, орех… Эти деревья — все время с нами рядом по всей стране.

Один охотовед, выслушав нас, рассердился:

— Как это нет лесов? Да у нас половину области занимают леса. А зверя всякого на Амуре! Вот вы говорите «ботанический сад», так учтите, что помимо гигантского ботанического сада — это еще и гигантский зоопарк. Соболь, лось, белка. Самые что ни на есть северные животные, да? А не хотите ли тут же тигра или фазана? Он все верно подметил, Хабаров.

Ерофея Хабарова любят, хотя мало что знают о нем. Подробности его жизни как-то затерялись. Но в представлении людей сложился образ простого пахотного человека, образ первооткрывателя дальневосточной жизни. Крупнейший город стал называться Хабаровском, но дальневосточникам этого показалось мало, и они назвали один небольшой городок по-семейному — Ерофей Павлович.

8 октября

Опять я не могу удержаться от того, чтобы не сказать: «Да, Амур — это река машущих рук». Русские и китайцы, проплывая по Амуру, по-прежнему возгласами и жестами приветствуют друг друга, а когда приходит беда, идут на выручку. В этом году на Амуре вода поднималась очень высоко, порой затапливала селения, смывала посевы. Советские пограничники помогали китайским товарищам сберечь хозяйство, жители китайской стороны помогали пограничникам в охране государственной границы. А сколько раз советские врачи выручали китайских друзей! Вчера из Иннокентьевки в Архару был доставлен девятнадцатилетний крестьянин Си Сен-чи, уроженец китайской деревни Чтюинцун. Он упал с лошади, получил тяжелый ушиб живота. Четыре дня юноша лечился дома, но когда ему стало хуже, его переправили в Архару. Предстояла серьезная операция. Пилот санитарной авиации товарищ Дегтярев на самолете «ЯК-12» доставил Си Сен-чи в Благовещенск, в областную больницу. Дежурный хирург Антонина Григорьевна Пивоварова экстренно оперировала больного. Для спасения жизни ему тут же сделали переливание крови. Эту кровь дали русские доноры, жители Благовещенска: Степанова, Казарина, Кисенова…

Из Иннокентьевки я звонил по телефону в больницу, спрашивал, как здоровье Си Сен-чи. Пивоварова сказала:

— Ему уже лучше… Мы так хотим, чтобы все было благополучно!

В голосе ее звучала тревога. Есть что-то исключительно трогательное и значительное в том, что советские люди, отдавая свою кровь, свою заботу китайскому юноше, как бы кровно роднятся с ним, с рядовым гражданином братского нам народа.

9 октября

За деревней Пашково, там, где река Хинган впадает в Амур, начинается Хабаровский край. Из Архары идет трудная дорога на Облучье, однако оттуда до Биробиджана по прямой на автомашине не проехать. Если бы мы приняли этот вариант, пришлось бы сделать колоссальный крюк. Мы бы ехали мимо болотистых берегов реки Сутарна юг, через горы и леса к Биджану, а затем поднялись бы на север к Биробиджану. Словом, «крючок» километров на триста. Мы отказались от этого варианта, решили не расставаться с Амуром.

Итак, мы находились на территории Еврейской автономной области. Темно-серые известняковые горы в районах Кимкан — Лондоко дают сырье Теплоозерскому цементному заводу. В Биракане — месторождение доломитов, розоватые глыбы которого после обработки идут на облицовку зданий.

У подножия сопки Ответной раскинулись чистенькие домики горняцкого поселка Микояновск. На фоне темной массивной сопки резко выделяется здание нового Дворца культуры и белая скульптура Ильича. Микояновск вырос недавно (раньше это было ничем не примечательное село), его можно назвать ровесником нашей победы: 9 мая 1945 года здесь возник комбинат «Хинганолово». Залежи олова в районе — богатейшие, комбинат выдает огромное количество этого металла. Рядом — разработки каменного угля. Поселок Микояновск становится настоящим горняцким городом. Отличное шоссе связывает его с железной дорогой: автомашина идет двадцать минут. И не верится, что всего несколько лет назад по узкой, разбитой дороге, к сопке Ответной можно было добраться только на лошади и приходилось тратить на это почти целый день.

На Амуре, по пути в Хабаровск, нас заинтересовало село Помпеевка: серый мрамор и минеральные источники — характерное сочетание, которое можно было обнаружить и в других районах области. Недалеко от Кульдурского курорта (здешний источник по по своему составу напоминает воды Пятигорска) имеются большие залежи зеленого мрамора.

Вообще минеральные источники и мрамор здесь в изобилии. Мрамор чуть ли не всех цветов радуги. Местные жители с гордостью вам сообщат, что бираканским розовым мрамором облицована в Москве станция метро Белорусская.

Складывается образ юго-востока Хабаровского края.

Мраморным бассейном окружен горячий, сильнонапорный источник. Мрамор — символ полезных ископаемых этого дальневосточного уголка. Бьющие источники — символ неиссякаемой энергии советских людей, осваивающих природные богатства края.

10 октября

Рассказ партизана

Приходит осень, краски подбирая,
Полгода как мы едем по стране.
Дорогами Хабаровского края
Легенды приближаются ко мне.

И как-то по особому волнуясь
При виде волочаевских огней,
Въезжаем в героическую юность
Сорокалетней родины своей.

Старик объездчик, приамурский житель,
Как на Амуре говорят — «гуран»,
Лишь стоило сказать мне: «Расскажите»,
Припомнил день из жизни партизан.

— Затихло все. Сидим в окопе рваном.
А среди нас один кореец был,
Звать Кимом, или попросту Братаном, —
Весь полк его, как брата, полюбил.

И помню я: убит был пулеметчик.
Смотрю, наш Ким, как ветер, в тот же миг
Под градом пуль несется промеж кочек, —
Не добежит, волнуюсь… Нет, достиг…

Убитого откинул. Сам ложится.
А был сорокаградусный мороз.
Но он, горячий, скинул рукавицы
И к пулемету намертво прирос.

Он крикнул: «За Советскую Россию!
Я покажу вам, как стреляет Ким!»
И в гуще белых жаркие, косые
Шумели ливни, посланные им.

Уже клубится пар над пулеметом,
И закипает в кожухе вода.
И вдруг припал, умолкнул он… да что там…
Такого не забудешь никогда.

Мы подползли, чтоб оттащить Братана,
Кричу ему: «Отдай гашетку, друг».
А он, убитый, как это ни странно,
Не выпускает пулемет из рук.

И тут, в разгаре боя, ясно стало,
Что даже мертвым хочет он стрелять,
И пальцы те, примерзшие к металлу,
Внезапно как бы ожили опять.

Один боец в свои живые руки
Его родные, мертвые берет,
И в гневном, в пулеметном перестуке
Бегут ряды белогвардейских рот.

Да, враг бежит, разбитый, перетертый,
Он падает и корчится в снегу,
И наш Братан, наш Ким — по сути мертвый —
По-прежнему стреляет по врагу…

Старик умолк.
И, точно на экране,
Возникли грозовые времена.
Вот здесь за сопкою июнь-карани,
Гремела партизанская война.

Я вспомнил: «Этих дней не смолкнет слава…»
Я вспомнил: «Занимали города…»
И все, что грозно так и величаво,
Конечно, не померкнет никогда!

Я подъезжал к Хабаровску, волнуясь,
Я ехал по земле богатырей,
Влюбленный в героическую юность
Сорокалетней родины своей.