Джалинда. — Благовещенск. — «Амурская прерия». — «Юли-юли». — «Си Сеи-чи будет жить!» — У сопки Ответной. — В Хабаровске. — «Волшебный камень». — Бурлит. — Новостройка и письмо Андрея Панченко. — Вагутон. — Колхозная птицефабрика. — В дебрях Уссурийского края. — Вокруг У-вей-цзы. — Сады шахтерского Артема. — Встреча с Тихим океаном. — Владивосток.

1 октября

Медведь-рыболов на Амуре.

Говорят, что южане большую часть года живут в садах: здесь они обедают, стряпают, даже ночуют. На Дальнем Востоке, можно сказать, живут в садах круглый год. Сады здесь в комнатах. Удивительно умеют дальневосточники выращивать комнатные цветы! Не только в квартирах, но и в читальнях, в столовых, на вокзалах, даже в бухгалтериях — заросли пальм, раскидистых древовидных фикусов и пышных кустов так называемой китайской розы с большими алыми цветами.

— Какие у вас чудесные цветы! — говорю я Феодоре Николаевне Пономаревой, хозяйке небольшого домика над Амуром.

— Что за чудо… — откликается она и окидывает небрежным взглядом свои розы. — Ухаживают за ними от рождения, нянчатся с ними — вот они и распушились, распустили хвосты. Какое уж чудо? Чудо у нас вон где.

Она подвела меня к окну. Но за окном — только сопки.

— Вон, вон — на сопках. Багульник.

— Ну и что? Что особенного? Просто рыжий кустарник.

— Вот растет себе, — задумчиво говорит хозяйка, — никто его не поливает, не подрезает, не подкармливает. А возьми среди зимы нарежь этих палок, поставь в теплую воду — и через неделю такой букет распустится!

— Букет листьев? — спрашиваю я, вспомнив, как в детстве весною сестра ставила ветки с почками в бутылки.

— Какие листья! Цветы! — торжествует хозяйка.— Небольшие такие цветочки, лиловые или такие, знаете, пурпуровые. Прямо огнем горят. Кто не знает, мимо пройдет: думает — прутья, что с них возьмешь? А ты их только отогрей — и они покажут себя. Цветы ведь тоже живые. У каждого свой характер.

Дальневосточные сопки.

По сравнению с другими населенными пунктами Амура, Джалинда — весьма солидный поселок. Видимо, в дальнейшем Джалинда станет центром амурских гидростроителей. Во всяком случае, уже сейчас местные жители любят говорить: «Джалиндская ГЭС», и многие не сомневаются, что именно в районе Джалинды развернется строительство. Это целесообразно еще и потому, что от Джалинды до Сковородино проложена железная дорога. Люди страстно желают скорее включиться в работу по сооружению Амурской гидроэлектростанции, им хочется, чтобы она была именно здесь…

Скромный домик над Амуром, с его хозяйкой Феодорой Николаевной Пономаревой стал штабом 13-й экспедиции ленинградского Гидроэнергопроекта. Приходят рабочие-буровики, геологи, гидрологи… Большинство из них приехало в Джалинду с берегов Зеи. Из Джалинды их направляют работать в Орловку. Там под руководством старшего мастера Петренко бурят скважины. Стоят четыре вышки механического и три вышки ручного бурения. Коллекторы Рита Москалева и Люда Митрохина уже произвели первичную обработку добытого керна. Не сегодня-завтра в стационарной «камералке» начнется более детальное исследование амурских грунтов.

Подготовительный период в разгаре. В Джалинде строят тепляки для вышек, гараж, бензобазу. Начальник экспедиции товарищ Палей срочно выезжает в Ленинград увязывать смету, добывать оборудование и приглашать на Амур квалифицированные кадры. Что касается заместителя начальника экспедиции товарища Лисенкова, то ему приходится, помимо текущей работы, уделять немало времени творческой взаимосвязи с китайскими товарищами: на своем берегу они раскинули палатки и уже с рассветом хлопочут, разжигают костер, выносят приборы — начинают трудовой день.

Итак, в эти края прибыла на три года комплексная русско-китайская экспедиция, чтобы приблизить сроки строительства Амурской ГЭС. Еще одна встреча с завтрашним днем!

3 октября

Момент ловли тигра. Прижатый рогатинами…

Вчера неожиданно пошел снег, а сегодня навалило целые сугробы. Мы удивляемся, когда матросы, прибывшие с низовьев Амура, сообщают, что там в разгаре осень и ни одной снежинки. Вспоминаю слова агинского скотовода: «Снег пойдет: гуси летят без крика».

На площади в Черняеве высится над братской могилой памятник. Пять фамилий героев-пограничников и внизу надпись: «Героически погибли в Виссимунском бою при обороне границы Союза ССР 10-го августа 1929 года». На Амуре я познакомился с участником этого сражения Владимиром Алексеевичем Касьяновым.

— Вот, на память осталось, — сказал он, потрогав на левой щеке шрам от штыкового ранения. — Раньше ведь дня не проходило, чтобы тут нам не устраивали какую-нибудь провокацию. Теперь граница смирная, пожалуй, ничего и не случается…

Да, нынче не те времена, однако не прав тот, кто думает, что в наши дни можно на Амуре ослабить пограничную бдительность.

Не угасают на Амуре бдительность и славные традиции пограничных застав. В верховьях Амура падает ранний октябрьский снег, и молодой лейтенант в фуражке цвета озимого поля провожает молодых пограничников в дозор…

Сосредоточен и подтянут он,
И на заставе, возле палисада
Упала вдруг снежинка на погон,
Как новенькая звездочка — награда.
А сумерки торопятся в наряд,
И часовой стоит у перевала.
«Спокойной ночи» здесь не говорят,
Чтоб с добрым утром родина вставала.

Опять уходят сумерки в наряд, И часовой стоит у перевала, «Спокойной ночи» здесь не говорят, Чтоб с добрым утром Родина вставала.

С детских лет мы знали: Амур — это пограничная река. Но как там, на границе, какие пейзажи, какие они, амурские берега, — мы себе не представляли.

Например, за деревней Смирновкой, мы видим вдали дымящиеся склоны, словно кто-то там зажег несколько костров. Кажется, дымки прорастают на китайской стороне. Но Амур резко изгибается, и вскоре мы убеждаемся, что обрывистые песчаные берега, как бы поросшие вечными дымками, — это наша сторона, левобережье.

Желтый, почти блестящий на солнце откос, как бы перетянут двумя черными параллельными полосами. Эти полосы местами дымятся — кажется, из норок выбегают и взвиваются кверху какие-то мохнатые, серо-бурые зверьки.

Но вот песчаная гора раздваивается. Небольшой распадок. И снова дымящаяся сопка. Сверху донизу изрезана она многочисленными темными колеями, словно острые водостоки сверлили здесь породу. Оказывается, это следы огненных лав. Как это ни странно, но именно в дождливую погоду горы начинают пламенеть, разбрасывая по своим склонам огненные пунктиры.

На откосах нет почти никакой растительности, и только редкие кустарники дубняка как бы сливаются своей желтизной с цветом горящих гор. И вдруг мы замечаем свежеобвалившуюся глыбу. Обвал, казалось, разворошил таинственный подземный мир огня и дыма, опаливших одинокую сосенку, которая вот-вот упадет в воду, но еще цепляется ослабевшими корнями за жесткую, недобрую к ней землю.

В сухую погоду огня не увидишь, и только клочковатый дым напоминает: под землей что-то горит.

Объяснить это явление местные жители не могли. Как видно, люди еще мало знают о своей великой реке. Однако, радовала многообещающая палатка изыскателя, которая в наши дни становится непременной деталью амурского пейзажа.

4 октября

Остановились в деревне Ушаково. Напротив нее раскинулось большое китайское село Цзиньшаньчжень. У пристани баржа. Десятки китайских рабочих быстро разгружали ее, пробегая с мешками в амбар. Но стоило нам помахать им, как в ответ, словно стая голубей, взлетело множество приветливых рук.

Пожалуй, это самое сильное впечатление, которое выносишь с берегов Амура. Дружеские возгласы и приветливые жесты все время сопровождают советские баржи и пароходы, и особенно волнующей становится встреча, когда наши моряки и пассажиры приветствуют крупный китайский пароход с двумя иероглифами на носу и огромными колесами за кормой. Люди в синих блузах, высыпавшие на палубу, энергично размахивают руками, что-то выкрикивают, вскидывают платочки, а выскочивший из камбуза кок крутит над головой полотенцем. И до этого мы неоднократно обменивались приветствиями с китайцами, но таких бурных чувств до сих пор не замечали.

— Они впервые видят советских людей, — сказал капитан буксирного парохода Павел Петрович Марченко, когда на пристани мы заговорили об этом. — Как видно, многие прибыли на Амур из глубины Китая, едут в амурские села на работу…

Вот появляется китайская джонка с огромным белым бязевым парусом. Она идет против течения у самого берега, и на корме развевается красный флаг. На джонке полукруглый ангарообразный домик. Когда мы приблизились, молодой китаец что-то прокричал нам, позвал товарищей, которые вышли из домика и горячо ответили на наши приветствия.

Амур — река машущих рук.

Сперва сплотил покрепче бревна.
Чтоб на реке не подвели,
Потом умело и любовно
Строгал весло — «юли-юли».

И вот вдоль каменных высоток.
Вниз по течению, вперед,
Бревенчатый китайский сплоток
Не торопясь себе плывет.

На нем стоит китайский парень
В потертой куртке на плечах
И, от усердия распарен,
Весло толкает, как рычаг.

Весло поет на этом сплотке —
Юли-юли, юли-юли,
А мимо, дав гудок короткий,
Проходят наши корабли.

Всем сердцем благодарный звуку
И отзываясь на привет,
Китайский парень вскинет руку
И что-то выкрикнет в ответ.

По-русски прокричит он: «Здрасьте!
Куда идете? Отвечай!» —
Или пошутит:
«Ну-ка, слазьте,
Идите в гости, будет чай…»

мы ему руками машем…
Но лишь немного отошли —
Бок о бок с пароходом нашим
Опять — юли. Юли-юли.

И все сначала. Все сначала.
Даем гудок: мол, здравствуй, друг,
И словно чайки, у причала
Полет приветствующих рук.

И думал я: не потому ли
С таким волненьем в дневнике
Пишу сегодня об Амуре,
Об этой побратим-реке.

А сплоток движется за сплотком,
И то и дело там, вдали,
Весло поет в рывке коротком
Юли-юли, юли-юли.