Эту книгу вы можете скачать одним файлом.

20 сентября

Гольцы — характерные для Забайкалья возвышенности, на которых нет растительности.

Едем степью. Появляются гольцы — холмы, на которых нет растительности: только сухие мхи да самые неприхотливые травы могут расти на этой каменистой почве. Часто у подножия гольцов встречаются валуны — огромные каменные глыбы, пестрые и шершавые от наросших лишайников. Гольцы! До чего же точно названы: ни травинки, ни кочки — голый холм! Но иногда вершину такого гольца украшает густая невысокая сосна, напоминая своим силуэтом где-то виденный китайский рисунок.

Попадаются зимние становища чабанов. В одном из них мы увидели замечательный «магазин без продавцов». Стоит посреди степи огромный шкаф; закрыт, но не заперт. Можете подойти, открыть, взять с полок сахар, пряники, мыло, духи или ламповое стекло. Цены указаны. Касса — ящик с деньгами — стоит тут же. Платите, берите сдачу. Случая «недостачи» или «растраты», говорят, не было. А как нужны такие магазины в зимние месяцы, когда неожиданный степной буран отрежет от чабанской бригады ближайший населенный пункт!

— Неужели никогда не запираете? — удивлялся Ломакин.

— Если все со стана уходим, так закрываем. Кто уходит последний запирает и ключ себе берет.

Нас, конечно, заинтересовала «торговля без продавца». Хотелось узнать единичный это случай или где-нибудь торговые работники тоже проявили подобную инициативу. Такие магазины в последнее время появились во многих городах, например, на Краснопитерской улице в Сталинграде, но в селах, тем более в колхозных станах подобной торговли до сих пор я не встречал. Не трудно догадаться, как я обрадовался, когда узнал, что в Улетовском районе Читинской области колхозники артели имени братьев Сущих уже давно покупают без продавца нужные им товары, при этом сами берут сдачу и сами отвозят денежную выручку. Вот что рассказывает председатель Доронинского сельпо Григорий Кузьмич Боришполец:

— Далеко, порой за десятки километров от ближайшего населенного пункта, зимуют чабаны с отарами. На каждого из них приходятся сотни овец. Ни на минуту нельзя упустить отару из поля зрения. Не ровен час — подымутся метель, пурга,— у нас в Забайкалье это случается не так уж редко. Как же быть, если вышли в бригаде все продукты, а отлучиться в село за их покупкой нельзя? В то же время держать в каждой бригаде специального продавца сельпо тоже не может. И вот на общем собрании животноводов мы рассказали о новом порядке торговли, объяснили, как и что сделаем, чтобы удовлетворить их спрос на продукты и товары.

На другой день после собрания, — продолжает свой рассказ Боришполец, — мы увезли в Унтыкей, к месту зимовки одной из бригад, первую партию товаров. Конечно, никакого специального помещения под магазин мы не имели. Тем не менее первые результаты торговли без продавца оказались хорошие. Чабаны узнали об этом и теперь всякий раз, когда едут в бригаду, берут с собой деньги, и дети с нетерпением ждут родителей с гостинцами, как прежде ждали их из города. За короткое время мы продали продуктов и товаров на тысячу семьсот восемьдесят четыре рубля. Недостач не было. Вот почему после Унтыкея мы организовали торговлю без продавца и в урочище Щеки. Завозим товары на машине раз в неделю, а деньги собираем два раза в неделю. Словом, могу сказать одно: такая торговля в чабанских бригадах целиком себя оправдывает…

Вытоптанная скотом степь. И вдруг — щетинистая осенняя трава сухая, высокая. Как же это прозевали столько сена? Почему не скосили?

Нет, это вторично отросший, скошенный летом участок. В местах, где зимой пасется скот, сенокос проводят по возможности раньше, поэтому и вырастает к осени хорошая отава.

Широки и плодородны ононские степи. Вот она, поднятая целина, забайкальские целинные земли. Из Свердловской области приехали сюда целинники, колхозники-переселенцы. Для них строят в Ононском районе двухкомнатные сборные домики, которые привозят сюда из Читы, с лесоторгового склада. Двести пятьдесят домов построили в этом году плотники лесосклада.

В 1954 году валовой сбор зерна в колхозах области не превышал трехсот тысяч тонн. Целинные земли (освоено 154 тысячи гектаров) дали возможность получить почти пятьсот тысяч тонн зерна, а это в свою очередь заметно подняло животноводство.

Читинцы гордятся работой своих овцеводов. В области выведена своя, забайкальская порода тонкорунных овец. Несколько лет назад в Забайкалье смеялись над мечтами энтузиастов-овцеводов о шести-семи килограммах шерсти с каждой овцы. А в этом году в совхозе имени Ворошилова порой настригали по двадцать два с половиной килограмма тонкой шерсти!

21 сентября

Цыден-Жап Жимбиев и герои его повести.

Еще в Красноярске получил я письмо от своего товарища, бурят-монгольского писателя Цыден-Жапа Жимбиева. Мы вместе учились в Литературном институте имени Горького.

«Здравствуйте, друзья! — писал Цыден-Жап.— Из газет я узнал, что вы совершаете автомобильный поход Москва — Владивосток. Я написал вам в Красноярск, Иркутск, Улан-Удэ и Читу (на главпочту «до востребования», в областные отделения Союза писателей и в ДОСААФ). Я очень хочу, чтобы вы к нам приехали! Я живу в колхозе имени Сталина Цокто-Хангильского сельсовета Агинского Бурят-Монгольского национального округа. Приехал сюда с семьей на два года. Хочу завершить книгу о чабанах. Колхозники поддерживают мое приглашение. Если вы согласитесь, о вашем приезде узнают все, будем встречать. Колхоз у нас богатый — три миллиона годового дохода, тридцать тысяч овец, пять тысяч го-лов крупного рогатого скота. Встретим вас как положено. Проведем праздник — День животновода. Войлочной юртой обеспечим! Увидите здесь смесь экзотики с цивилизацией: рядом с юртой — культбаза, верблюдов обгоняют «ЗИМы»… От Читы до нас сто семьдесят километров, дорога первоклассная! Приезжайте скорее! Старый литинститутец Цыден-Дап Жимбиев».

И вот мы едем в село Цокто-Хангил.

Дороги здесь прямые, как стрелы, а стрелы легкие, как дороги. Легко по такой дороге мчаться по необозримой степи и не заблудишься. Потому что все они, в конце концов, ведут в центр национального округа — Агинское.

Иногда на горизонте появляются огромные серо-белые тучи. Они низко стелются по земле, и не поймешь — то ли это пыль поднялась, то ли облака на землю упали. Подъедешь, а это отары — огромные, медленно движущиеся. Попадаются табуны необъезженных коней. А вот промчался обещанный Цыден-Жапом «ЗИМ». Современная степь, ничего не скажешь!

22 сентября

В Цокто-Хангил мы приехали ночью. Желтая луна помогала различать дорогу. Мы приметили домик, в котором горел свет. Возле дома стоял велосипед. Дверь была открыта.

Я посмотрел в окно. На широкой постели, застланной белоснежной простыней, спала женщина в странной позе: на коленях. Видимо, перед этим кормила ребенка. Я постучал. И вот во двор вышел учитель Ананда Садбоев, увидел нашу машину, и сказал:

— Вы к Жимбиеву?

Я вспомнил: «…о вашем приезде узнают все».

Рисунок бурятки Шуры Сахаровской.

Он показал дом Цыден-Жапа. Я постучал в окно и услышал женский голос: «Виктор!» Тамара Бабушкина, жена Цыден-Жапа, сказала, что его дома нет. Мне было радостно, что здесь меня знает женщина, с которой я не знаком. Жимбиев ночевал в степи, у животноводов. Тамара сказала: «Почему вы не прислали телеграмму, он вас так ждал!»

Тамара познакомила нас с Шурой Сахаровской. Шура— художница, бурятка, учится в Ленинграде. Приехала сюда рисовать. Она уроженка Усть-Ордынского Бурят-Монгольского национального округа в Иркутской области. Там буряты носят русские фамилии. Тамара Бабушкина тоже родом оттуда. А здесь, в Цокто-Хангиле, коренные жители — Цоктоевы, Жамсарановы, Рыгзыновы… Шура пояснила:

— Это тибетские имена. Влияние буддийской религии. Любопытно, что, как и у европейцев, многие имена что-то означают. Например, секретарь парторганизации — Эрдени Рыгзынов. В переводе на русский Эрдени — это драгоценный камень…

Полночи мы проговорили. Потом Шура и Тамара провели нас в юрту, которая стояла возле дома и была приготовлена для нашего ночлега. Спали мы как убитые, часов до двенадцати, а когда я проснулся — увидел перед собой сияющее лицо Цыден-Жапа.

Сегодня утром, в связи с нашим приездом, состоялось заседание партийного бюро колхоза имени Сталина.

Секретарь парторганизации Рыгзынов доложил собравшимся, что мы приехали в Цокто-Хангил прямо из Москвы, что нас пригласили посетить колхоз и поэтому надо все как следует организовать.

— Если хотите, будете жить в юрте, — сказал Рыгзынов. — Праздник День животновода назначаем на завтра. Питанием обеспечим.

Вечером к дому Жимбиева привезли на машине барана.

Один из колхозников должен был его резать. Он снял пиджак и засучил рукава. Барана положили на спину, два человека держали его за ноги, и колхозник быстро провел по животу ножом.

Я с удивлением смотрел на невозмутимо спокойную баранью морду. Баран, когда его резали, не только не проронил ни звука, но даже не встрепенулся, словно он был под наркозом. Через минуту флегматично закрылись бараньи глаза.

Агинское. Буддийский храм-монастырь даицан.

Я удивился. Такое поведение животного на смертном одре показалось мне странным. Но Рыгзынов пояснил:

— Редко когда баран закричит в такой момент.

— Потому и говорят: «Глупый, как баран», — добавил Цыден-Жап.

В самом деле: его режут, а он улыбается.

В степи, рядом с Цокто-Хангилом, разбросаны могильные камни и плиты: тут погребены знатные предки степных кочевников. Шура Сахаровская целые дни пропадает в степи. Ее альбомы полны зарисовок из жизни скотоводов. Могильные памятники. Орел на самом высоком из них. Степные травы, взволнованные ветром… Какого художника не притянет эта самобытная суровая красота! Шура подарила нам свой набросок — степную юрту. Эту ее работу мы помещаем в нашей книге.

Тамара окончила театральное училище в Улан-Удэ и здесь в Цокто-Хангиле руководит колхозной самодеятельностью. Верные дети своего народа — молодая художница, писатель и актриса отдают землякам все, что знают, все, чему научили их вузы.

На культбазе есть Красная юрта. Это степной клуб. Под вечер, когда закатывается солнце, чабаны, табунщики и доярки подъезжают сюда на конях, на мотоциклах или велосипедах. Слушают радио или патефон, а иногда комсорг Цыден-Дондок Сунрапов играет на лимбе (вроде нашей флейты). Я видел колхозника, державшего на коленях хур, струнный инструмент, очень похожий на скрипку. Бывает, и днем у Красной юрты собираются скотоводы, читают газеты, книги или расспрашивают Цыден-Жапа о Москве. Нас тоже попросили выступить в Красной юрте, и мы рассказали колхозникам о своей поездке.


← Предыдущая страницаоглавлениеСледующая страница →




Случайное фото: