13 июля

Итак здесь строится самый крупный в мире трубопровод, пересекающий всю Сибирь от Туймазы до Иркутска. Эта нефтяная артерия почти в пять раз превзойдет крупнейший в стране нефтепровод Баку — Батуми. Три тысячи семьсот километров! Если бы нефть пришлось перевозить в железнодорожных цистернах (ту нефть, которая будет перегоняться по этой неслыханной подземной трассе), то, пожалуй, пришлось бы построить новую транссибирскую магистраль… На станции Кабаклы — трубы, трубы. Горячая пора электросварочных работ. Вдали подъемные краны «ТЛ-3», как муравьи, специальными трубными зажимами хватают палочки труб и подтаскивают к месту сварки: трактор «ТС-17» — аппарат для сварки труб под слоем флюса — урчит, шипит и свистит одновременно, и этот смешанный шум напоминает гул водопада. До того шумно, что старший прораб третьего участка СМУ № 7 Иван Агафонович Тихонюк просит зайти к нему в «кабинет» — полевой вагончик. Там и разговариваем, впрочем, то и дело влетают дизелисты, мастера, электросварщики, и из соседней комнатенки доносится какой-то возбужденный говор… Тихонюк говорит:

— Они обсуждают приказ из главка…

Приказом отмечена хорошая работа трубоукладчиков и сказано: пора переходить на новый участок. У Тихонюка отличное настроение.

И так приятно выкурить цигарку,
Услышать говор дизельных машин,
В неделю завершить электросварку,
И знать, что все готовы, как один.
Свое хозяйство оглядеть влюбленно,
И, обсудив отъезд со всех сторон,
Из Кабаклы (Татарского района)
Продвинуться в Барабинский район.
Узнать, что снова закипит работа
От всей души, во все сто сорок рук…
Есть в этом изумительное что-то,
Неправда ли, товарищ Тихонюк?

Тихонюк соглашается.

Он говорит, что еще в 1953 году укладывал трубы в Петропавловской области. Сотни километров он прошел по стране. И если его кочевая жизнь имеет свою прелесть, несмотря на трудности, так это потому, что за долгие годы работы он научился мыслить масштабно, ощущая грандиозность того строительства, в котором есть и его заметная доля. Тихонюк в курсе дела не только своего участка, своего управления и главка, но и всего того огромного хозяйства, какое развертывается на просторах нефтеперегонной Сибири:

— Разве не здорово? Они идут мне навстречу!

— Кто они?

— Ангарские строители подземных трасс…

Признаться, я сначала даже растерялся. Я решил, что поскольку рядом с Барабинском город Куйбышев (как на Волге), быть может, в той же Барабе имеется Ангарск (как на Ангаре). До такой степени осязаемо говорил Тихонюк об ангарцах, что можно было подумать: они где-то рядом.

Но для него две тысячи километров — это было рядом. Он мог со всеми подробностями рассказывать вам, что ангарцы поведут сразу две линии (одну приемную, вторую готовой продукции), что позднее начнется строительство нефтепровода Иркутск — Чита, что не только вся страна, но и страны народной демократии помогают строителям, как, например, Карловопольский машиностроительный завод имени Готвальда, который поставляет нам атмосферно-вакуумные трубчатки и оборудование для термического крекинга…

Итак, Тихонюк торопился в Барабинск, торопился в Новосибирск, торопился навстречу трубоукладчикам востока. А иркутяне в эти дни тоже стремились к нему и, наверно, думали о нем, хотя и не знали, что зовут его Иван Агафонович, а фамилия Тихонюк, и весь его облик (высоченный богатырь, человек-глыба, косая сажень в плечах) так гармонирует и с масштабами транссибирского нефтепровода, и с теми необозримыми краями неисчерпаемых богатств, которые имеют дело с человеком пятилетки, как равные с равным.

Совсем другая встреча была у меня с крановщиком Иваном Зайкиным. Зайкин недоволен, что работает в степи, далеко от Омска. Он не ощущает как радость свое участие в строительстве гигантского европейско-азиатского трубопровода. Его не волнует, что такие же нефтеперерабатывающие заводы, как в Омске, в шестой пятилетке будут построены и в Красноярском крае, и в Иркутской области. Иван Зайкин, как ни странно, об этом ничего не знает. Обидно, что Тихонюк ни разу с ним не поговорил по душам, не рассказал ему о масштабах строительства, не спросил, почему молодой крановщик такой хмурый…

Посмотри, товарищ Зайкин, на могучий сноп труб.

Это сделали твои товарищи. Это строишь ты!

Ты вдумайся и погляди пошире,
Завидуя лишь собственной судьбе:
Система нефтеносная Сибири,
Скажи, кому доверена? Тебе.
Бывает, жизнь несется по ухабам,
Да так, что выбиваешься из сил,
Но счастье проверяется масштабом,
Каким ты сам себя вознаградил.

15 июля

Еще в Омске мы получили телеграмму, из которой узнали, что сестра Ломакина везет нам из Москвы кинопленку и ферромагнитную ленту для магнитофона. Мы проверили расписание поездов и поняли, что посылку сможем получить на станции Чаны, Новосибирской области. Здесь около вокзала остановилась наша «М-72». Примерно через полчаса ко мне подошла девушка в красной шапке и форменном кителе железнодорожника и, с любопытством разглядывая номер автомашины, неуверенно проговорила:

— Вы, случайно, не из Сталинграда?

— Вы угадали, — говорю.

— То-то я смотрю, у вас сталинградский номер «СЩ 63-86».

Так я встретился со своей землячкой, дежурной по станции Чаны, Валей Торшиной. Наблюдательная девушка, ничего не скажешь! Радостно было поговорить с человеком, который с волнением расспрашивал о своем родном городе. После длительной разлуки улицы наших воспоминаний всегда становятся еще дороже.

В прошлом году Валя Торшина закончила Сталинградский техникум железнодорожного транспорта. Она получила звание техника-эксплуатационника. Когда распределяли на работу, она выбрала Сибирь. На станции Чаны — большие погрузо-разгрузочные работы. На станционный элеватор уже приходят машины с урожаем, и Валя чувствует себя причастной к хлебоуборке, хотя она и не работает в поле. Хлеб идет! Идут составы с хлебом! Все это обязывает работать с тем сосредоточенным прилежанием, на какое способны только энергичные, увлеченные своим делом люди.

Она рассказывала о студенческих днях, о себе… У нее открытая душа. Она не только любит людей. Она не умеет быть одна, — ей скучно, когда вокруг нее мало народа, ей обязательно нужно, чтобы много было.

Если подружка, да что подружка! — даже парень, который нравится, скажет: «Пойдем в кино», — на условленное место она явится с целой компанией.

А когда ехала в Сибирь, то чуть ли не на каждую станцию давала телеграмму: у нее везде были товарищи… Теперь она ведет большую переписку. Большинство, кому она пишет, — просто знакомые. Такой у нее характер. Такой она была в техникуме. Его это раздражало.

Сначала он говорил:

— Зачем тебе это надо?

Потом:

— Зачем они мне нужны…

Потом:

— Зачем мне это нужно.

Она не замечала этих изменений. Не задумывалась над их значением. Не встревожилась.

Она любила его, как никого на свете. Но всех на свете она тоже любила. Это была совсем другая любовь. Но изменить ей было невозможно… Они расстались. И вот теперь она работает на станции Чаны и все чаще встречает знакомых, едущих на Восток…

16 июля

Омск. Футбол.

От Омска до самого Новосибирска железная дорога электрифицирована, и, глядя на металлические опоры, несущие провода, невольно вспоминаешь подмосковную электричку. Как похоже! Даже пейзаж совсем такой, как там, где-нибудь в районе Раменского. К концу шестой пятилетки электропоезда побегут от Новосибирска еще дальше на восток…

Вчера на станции Чаны мне случайно попал в руки новогодний номер «Омского железнодорожника». Вторая полоса газеты была необычной: повторен заголовок, который мы только что прочли на первой полосе, но дата… дата говорила, что перед вами 1 января 1961 года!

О чем же мечтают омские железнодорожники? Цитирую: «Крупнейшая в мире Братская ГЭС уже дает ток промышленным центрам и селам Сибири… Полностью электрифицированы главнейшие участки нашей Омской дороги… Эксплуатируются газотурбовозы, сменившие в прошлом году тепловозы… Закончилась прокладка пути от разъезда Озерный до Целиногорска. Осуществлена конструкция бесстыкового пути… На нашей магистрали будут проходить испытания четыре локомотива с атомным двигателем… На трассе Москва — Омск начали курсировать пассажирские вагоны с искусственным климатом…»

Хорошо ехать навстречу рассвету, временами пересекая железнодорожный путь, когда поднявшийся и опустившийся шлагбаум, словно друг, махнет тебе на прощание рукой. А поезда проносятся мимо, и ты выходишь из машины, чтобы услышать кусочек песни, несущейся из окна вагона: даже не видя поющих, можно смело сказать, кто это едет, куда и зачем. И если в окне, как в раме, увидишь лирический портрет юности, от всего сердца пожелаешь ей «ни пуха, ни пера» и поведешь свою машину вперед, мимо высоковольтных опор Сибири. Эти опоры (так кажется издали) в Барабинском районе поднялись выше облаков.