Эту книгу вы можете скачать одним файлом.

«Казах живет — дерево не растет». — Новоселы. — Сенокос. — Авария. — Омск. — На нетихом бреге Иртыша. — Комсомольский эшелон. — Омскстрой. — Юра и Люда. — Ремонт. — Сибирские огурцы. — Татарск. — Укладчики нефтепровода. — Чаны. — Бараба — «березовая степь». — Встречи на дороге. — Новосибирская ГЭС. — Городские контрасты. — Кузбасс. — Отъезд в Москву. — Томь. — Мариинский тракт.

1 июля

Приближалась Омская область. Мы останавливались возле больших курганов. То ли здесь захоронены дружинники Ермака, как рассказывает предание, а может быть, это и есть земляные сооружения казацких форпостов на Омско-Тобольском старинном пути.

Мы ехали на юго-восток. И вдруг, как бы рассеченный невидимым клинком, лес подбежал к длиннойпредлинной поляне. И опять лес. Словно в огромном самородке зеленого золота прорубилась какая-то инородная жилка.

На этой пограничной поляне мы и поравнялись с едущими куда-то казахами. Они сидели в плетеном, почти квадратном возке, оторченном по краям верблюжьей шкурой.

Их было трое. Старик со старухой и внучонок.

Старики были одеты весьма экзотично. Что касается малыша, то это был вполне современный молодой человек лет четырех, на голове которого красовалась новенькая, только что купленная, райпотребсоюзовская шерстяная шапка. Даже прямоугольный картонный ярлык висел прямо перед глазами. Старуху заинтересовала новая автомобильная техника. Она с мальчиком поехала на «М-72», а я пересел в плетеный возок, отороченный верблюжьей шкурой.


«Казах живет — дерево не растет…»

«Казах живет — дерево не растет, дерево растет — казах не живет». Старик Ахметкали, разумеется, вез меня в степь. Стоило на нашем пути появиться казаху, как природа моментально изменилась. Где они, милые березки Тюменской области? Неужели мы больше не будем любоваться мачтовым сосновым бором? Правда, еще встречались небольшие березовые перелески, но эта избранная лирика не давала уже настоящего представления обо всем могучем творчестве уходящего от нас леса…

Когда мы со стариком Ахметкали подъехали к его жилищу (домик и три сарая), Ломакин и Тихомиров уже угощались. Они пили кумыс из расписных пиал. Им подавала стройная казашка, похожая на солистку из оперы «Лейли и Меджнун». Она была в нарядном кафтане, на котором круглыми чешуйками блестели монеты. Эти монеты как бы играли в «орла и решку». Причем орлы были самые настоящие, потому Что они принадлежали царской чеканке 1914 года. Советское серебро было представлено всеми выпусками, в том числе и двадцатикопеечной монетой, выпущенной в 1939 году, в котором и родилась дочь старого Ахметкали. С интересом изучив нумизматический наряд девушки, мы направились к сараю смотреть ручного орла-беркута, предназначенного для охоты.

Пастухи Курлет Кесенов и Мукаш Кесенов, отец четырехлетнего Арцымбая, пригласили нас в степь. Там паслись три табуна, по сто голов каждый. Два табуна принадлежали колхозу «Большевик» Омской области, один табун был тюменский.

— Я живу тут, — говорил Мукаш, — а Курлет живет там, в Тюменской. Три километра отсюда. Пасем вместе, чтобы не было скучно…

Таким образом, один день омские кони ели тюменскую траву, а на другой день тюменские кони пожирали омскую траву. Казалось бы, нет никакой разницы. И тем не менее в прошлые годы трудодни молодым колхозникам начислялись по-разному. И было время — то Курлет собирался перекинуться в «Большевик», то Мукаш помышлял о тюменском колхозе. Сейчас они вспоминают об этом с усмешкой: оба колхоза хорошие, трудодни начисляют примерно одинаково, а чтобы жить еще лучше — пастухи решили соревноваться.

На прощание мы стали угощать этих славных людей московскими шоколадными конфетами. Все с охотой взяли, кроме старика Ахметкали. Он не хотел конфет. Он попросил отдать ему наш стенной календарь, укрепленный в машине между рулем и пластмассовой красной вазочкой. За него он предлагал любые деньги, масло, верблюжье мясо или ведро кумыса. Казалось, календарь был единственным предметом, которого ему не хватало для того, чтобы быть счастливым…

2 июля

Мы знали, что на юге Омской области имеются крупные целинные совхозы, возникшие совсем недавно. Мы знали, что от Русской Поляны до совхоза «Цветочный» строится автомобильное шоссе. Мы знали, что по призыву партии и комсомола тысячи молодых патриотов стали омичами-целинниками.

И хотя здесь, в северных районах Омской области, новых целинных совхозов не было, в первой же омской деревне — Орлово — мы встретились с настоящими целинниками, как называют себя те, кто приехал в Сибирь по комсомольской путевке.

Деревня Орлово — это третья полеводческая бригада колхоза имени Хрущева. Прежде колхоз назывался «Красные орлы». Бригадиром здесь Николай Егорович Орлов.

Заходим к нему в избу. Очень чисто. На подоконниках цветы. На радиоприемнике «Родина» стоит керосиновая лампа, на которую надета миниатюрная «электростанция». Это — соединение биметаллических пластин — полупроводников. Нагреваясь от лампы, они «вырабатывают» ток и отдают его радиоприемнику.

Жена бригадира Екатерина Александровна накрывает на стол, вносит пышущий жаром медный старинный самовар. Орлов просит жену позвать Андрея Киб и Василия Ошмихина.

— С женами? — спрашивает Екатерина Александровна.

— С женами, — говорит Тихомиров и вынимает из кофера «блиц».

В Сибири не говорят «выйти замуж». Говорят — «убежать». Недавно мы слышали частушку:

У окошка я сидела,
Три я думы думала:
То ли сеять, то ли жать,
То ли замуж убежать.

Надя Чернышева и Лида Панова «убежали» замуж через несколько месяцев после того, как в деревне появились целинники. Ошмихин и Киб просили направить их в новый зерносовхоз. Но в Омске, при распределении, говорили, что колхозы тоже надо укреплять и работать там не менее почетно. Ошмихин и Киб согласились. Они прибыли в третью полеводческую бригаду. По словам Орлова, за душой у них не было ни копейки, однако в этих душах разгорелось «пламя борьбы» за сибирский урожай.

Когда бригадир говорил нам о закладке силосных ям, около дома послышался приятный треск, словно в разгорающийся костер только что бросили охапку хвороста.

— Это Ошмихин, — сказал бригадир. — Недавно купил…

— А вы говорили, за душой ни копейки.

— Но я же еще вам говорил, что в душе бушевало пламя…

— Душа, в которой «разгорелось пламя», заглушила мотоцикл и появилась на пороге бригадирского дома. Впереди он, Василий Ошмихин, чуть позади она, Лида Ошмихина.

Василий приехал в Сибирь из Орловской области. Сейчас он работает трактористом на «ДТ-54» в Ново-Покровской МТС. А Лида — колхозница. Она прицепщицей на его же, ошмихинском, тракторе. Совсем как в «Поднятой целине» у Майданниковых.

Всем доволен Ошмихин, только не хочет жить у Лидиной матери. Идет разговор, который неприятен бригадиру (неудобно при посторонних людях) и очень нравится Ошмихину.


— И можете считать, что я здесь остаюсь навсегда.

— Пора мне свой дом ставить, и колхоз подсобить должен, хотя бы завозом леса… Это я вам законно говорю…

— Так ты же не обращался, — оправдывается бригадир.

— Я не обращался?! Лида подтверди.

Лида продолжает:

— Сто раз обращался!

Ошмихин укоризненно смотрит на бригадира. «Не обращался!» Прежде чем обращаться, надо деньги иметь. Он. Ошмихин, заработал много хлеба, да еще Лидины трудодни. А выдали им не полностью. Этот хлеб он имеет право продать. Законно! И будут деньги. Вот тогда, говорит Ошмихин, можно будет сказать, что о целинниках заботятся. Ошмихин доказывает бригадиру, что надо с ним до конца расплатиться и можете считать, что он здесь остается навсегда. Законно.

Потом приходит Андрей Киб со своей женой Надей.

Киб — комсомолец. Он приехал сюда из Белоруссии. «Все на целину едут, а я что — хуже?» Сейчас Андрей работает на сенокосе — как это подымет удои! Надя доярка, и она не совсем довольна группой своих коров. Правда, Фекла ежедневно дает по семнадцать литров молока, а вот Березка и двух литров не тянет. Куда это годится?..

А зачем ее держать? — Андрей любит советовать. — Заколоть ее, выбраковать. В мясопоставку!

— Я, Андрюша, Березку не отдам, постараюсь добиться…

Надя соревнуется с лучшей дояркой колхоза Руфиной Ивановной Середкиной, у которой корова Вишня «согласна на все восемнадцать литров в сутки» и, похоже, готова дать больше. Говорит Надя о своей сопернице с уважительной ревнивостью и нетерпеливо поглядывает на мужа, словно один он со своей сенокосилкой виноват, что кормов в колхозе еще не достаточно и поэтому отстает Березка.

Так они разговаривают за чашкой чая в избе у бригадира Орлова. В это время Тихомиров, вскинув фотоаппарат, становится в углу комнаты на табуретку, чтобы «увековечить» эту хорошую встречу с жителями первой омской деревни.

3 июля

И опять дорога через лесостепь, мимо озер — к Омску. Птицы на телеграфных столбах между «стаканами» такие неподвижные, словно они не птицы, а технические приспособления. Это кобчики. Они разрешают себя убивать. Ястреб тоже не возражает, когда в него целятся. Другое дело ворона. Можно даже подойти к ней близко — не шелохнется. Но если вы беретесь за ружье — она уже улетела. Мы отрезаем лапки у подбитых хищных птиц. Эти лапки в райцентре можно сдать и за свои охотничьи подвиги получить соответствующее количество дроби.

Дорога замечательная. Широкая и накатистая.


…Когда, изумляя и радуя всех,
Работает сеноуборочный цех.

Село Бекишево — колхоз имени Дзержинского. Люди в поле, на сеноуборке. Луга в бекишевском колхозе великолепные! Травы разные: много осота, цветов — здешняя саранка пестреет рядом с обычной ромашкой; если раздвинуть траву руками, темнеют густо-зеленые перья дикого лука. Стрелы его кончаются пушистыми сиреневыми шапочками. Здесь много зонтичных — что-то похожее на анис и на ту траву, которую в Поволжье, например, зовут «собачья петрушка». Но выше всех поднялись огромные зонтики; «пучки» — так зовут это растение здешние ребятишки. Они выбирают из «пучков» какую-то особо сочную часть стебля, чистят и едят. Чего не едят в детстве! Липовые почки, желтые барашки ивы, сладкие лепестки акации, «заячью капустку», молодые побеги сосенок и стебли хвощей. А вот здесь — «пучки»… И еще местные ребятишки любят жевать первую зелень лиственицы — зовут «кислицей».

Да, травы богатые! И не удивительно, что во всех селах, которые мы проезжали, говорили только о покосах, о заготовке кормов. Сеноуборочная страда! Особенно хорошо там, где косят рожь. Пахнет острой свежестью. На заливных лугах или в поле — сотни людей и всё в движении: трезубые деревянные вилы; волокуши, на которые накладываются тугие охапки скошенной ржи; какие-то особенно крупные грабли; вожжи в руках пожилого колхозника и, наконец, стога-зароды, вырастающие у вас на глазах…

Этим летом омские колхозники заготовили кормов гораздо больше, чем в прошлые годы. Тут две причины: во-первых, год урожайный, хороший травостой; во-вторых, работается веселее, материальная заинтересованность повысилась, и не потому ли за Мухиной Лягой бригадир полеводческой бригады Петр Семенович Селезнев сказал нам: «У нас тут все самые лучшие, так что фотографируйте кого хотите…»


← Предыдущая страницаоглавлениеСледующая страница →




Случайное фото: