ХАНДЫГСКАЯ ТРАССА
Три горных потока, три товарища — Сунтар, Учюгей-Юрях и Агаякан — встретились у Хандыгской трассы и заспорили, кому будет принадлежать красавица Кюента? Все свои стремительные дары друзья принесли и бросили к ногам своевольной Кюенте. Она приняла их и… убежала посоветоваться к Индигирке. А три товарища все ждут и /надеются, и участок дорожников Агаякан становится грустным свидетелем их бесполезного ожидания…
Только отъехали от Агаякана, выскочила из лесу рыжая лиса-сиводушка с шикарным черным хвостом. Вот она, скачет по дороге и вдруг останавливается, выгибает лапку и, как видно, хочет исполнить какой-то таежный танец.
Володя вскидывает «тулку». Стреляет. Мимо.
— Ничего, — вздыхает он, — я еще тебя встречу, это запросто…
Дорога идет высоко над лесистым обрывом. А под ним — озеро неописуемой красоты! Скалы, зеленый мох, золотые лиственницы. И плывет по воде одна единственная утка. Но какая! За ней след, как за пароходом.
Кёбюме, или, как все на трассе называют ее, Кубома — видный поселочек. Восточные ворота Томпонского района с его центром Хандыгой на Алдане, который находится отсюда в 324 километрах. Расстояние пустяковое с точки зрения автострад, но, как нам это обещают встречные шоферы, «горя придется хлебнуть — это вам не колымская…»
На Хандыгской трассе места разъездов видны издали: стоят три высоких шеста с метелками на концах. Это гораздо удобнее, чем столбы с желтыми железными табличками: во-первых, метелки заметны на несколько километров, во-вторых, сейчас природа вся выкрашена желтой краской, и желтые таблички трудно различить.
Участок Каменистый. Подходящее название! Узкая, гористая Хандыгская трасса расширяется. Начиная от Кубомы, строят новую дорогу — вернее, расширяют старую четырехметровую трассу. Выкорчевана тайга, и под тонким слоем почвы и торфа — голые камни. Ими завалена вся дорога. Она теперь широка, но ехать по здоровенным валунам не так-то просто.
Подымаемся все выше, выше в горы, резина прямо-таки топчет туман, и вот уже 1213 километров от Магадана — самая высокая точка хребта Сунтар-Хаята на Хандыгской трассе.
У Верхоянского горного кряжа десятки филиалов — больших и малых. Сейчас мы забрались на Сунтар-Хаятскую крышу, на водораздел между притоками Индигирки и Алдана. Казалось бы, тут и конец. Нет! На пути вырастет новый горный гигант, в сердце которого, точно острога в хребтистую рыбу, вонзится своим синим наконечником Восточная Хандыга.
И там, где этот гигант Сетте-Дабанский хребет особенно костляв, наконечник реки «е сломается, а, как иголка, прошьет извилистую, крученую прошву и потянет за собой в распадках быструю голубую ниточку да запад.
В речных изгибах и будет виться прижатая к скалам дорога — знаменитые и опасные Хандыгские прижимы.
Стоит круглая палатка — работает бульдозерная колонна. Расширяют дорогу. У палатки — водопад. По скалистому склону летит, дробясь, синее с белыми искрами. Дикие бараны ходят сюда на водопой, и кое-кто научился ловить их петлями.
Хандыга — речка бурная. На ее берегу разговаривать не приходится — все равно ничего не слышно! Потому что громче всех говорит сама зеленоволная красавица. С ревом, оставляя за собой темные, цвета бутылочного стекла, воронки, несется она среди сопок — далеко и долго. И трудно представить что-нибудь более красивое, чем эта золотая осенняя тайга и отражающая ее быстрая и чистая горная речка.
От дорожной дистанции Прижим и начинается целая серия опасных проходов в скалах хребта Сетте-Дабан. Берега зеленой, как море, речки Хандыги поросли шиповником. На колючих ветках висят продолговатые рубиновые ягоды. Они так переспели, что видно на свет каждое зернышко. А вчера ночью ударил мороз, и ягоды осеннего шиповника стали слаще вешнего майского меда!
«Командировка» дистанции Россомаха. Стоят две палатки и два тырдоха (юрты). Живет заправщик и колонна самосвальщиков. Рядом течет ручеек, впадает в Хандыгу. Но прежде чем сюда приехать, мы одолели один из самых сложных прижимов — Дураковский.
Растянувшись почти на два километра, он вьется по крутому обрыву петлями на высоте трехсот шестидесяти метров. Хандыга внизу кажется крохотной: похоже, что кто-то разлил зеленые чернила, и вот они льются по светлому песчаному берегу узеньким, извилистым ручейком. Над дорогой нависают темно-серые и желтые, ржавые и голубые, влажные от небольших водопадов камни.
Далее — прижим Черный, над которым нависают темные скалы, следующий — Желтый, возле него строится новая метеостанция, стоят две палатки. Над входом одной из них прибита медвежья лапа.
Прижим Ласточкин хвост. И вот что здорово: стоило нам перевалить через хребет — и сразу тебе осинки да рябинки. Просто соскучились по этой русской радости. Осинки здесь не красные, а золотые, но трепещут они на ветру совсем как у нас в Подмосковье… Как бы горят огненные, перистые листья. А сегодня — сразу, как по команде, на 1330 километре от Магадана встретилась нам первая елочка! Высокая, тонкоствольная, лапы — густые, не раскидистые. И так ярко выделяется эта зелень на фоне желто-красной примелькавшейся уже парчовости. Да, когда смотришь издали на сопки (в солнечный день, а не сегодня), то красно-буро-зеленый покров ощущается как ворс ковровой дорожки — бурое, красное и зеленое.
За Россомахой — Пшенный прижим и Чурочный (на память о газгеновой эпохе). Таким образом в своей «глубинке» Хандыгская трасса снова напомнила о подвигах шоферов и о «хитрых» чуркокомбинатах. И еще приятно мне было встретить у ручья автобус и два грузовых такси: полевая партия из Магадана. Вместе с ними ходил я на охоту, ели мы шиповник и голубицу, вспоминали знакомых, и вдруг я себя почувствовал бывалым колымчанином с особенной «ягоднинкой»…
Поселок Томпорук — дорожник и геологоразведчик, На северо-восток он проложил трассу до Тополиного (200 километров). Далее налаживает «зимники» от реки Томпо к Полярному кругу. А на юге Томпорук ведет разведку на Дыбы и Усть-Наталью. Осталось сто километров до Хандыги. И покатили мы дальше, к Теплому Ключу. И я вспомнил один эпизод, который оставил на «закуску», прежде чем расстаться с описаниями Хандыгской трассы.
Когда ехали по прижимам, помнится, стояла на краю каменной скалы тоненькая одинокая березка. Налетел сырой туманный ветер. И сорвался вниз с обрыва последний золотой листок.
Машина стояла на мосту, и в зеркале отражались: кусок скалы, на ней голая сухая лиственница и книзу — бегут, несутся зеленые хандыгские волны с белыми гребешками.
И эта бегущая в обратную сторону вода, отраженная в зеркале, возвращала нас назад, пробуждала воспоминания о колымской земле…
Вот тут-то из желтой поросли вышла красавица лиса: огненная, хвост — пером и белоснежная кисточка. Мы с Володей у машины о чем-то громко говорили и наверняка спугнули бы лису, но выручила река: бурлит, шумит — лиса и не услышала нас. По крайней мере, так мы решили.
— Это та самая! — взволнованно прошептал Володя и на цыпочках подошел к дверце. Он схватил «тулку», зарядил ее жиганом и бережно приставил цевье к своему плечу. Грянул на этот раз меткий выстрел, и лиса где стояла, там и прилегла и, похоже было, уснула.
— Что я говорил? — победоносно воскликнул Володя. — Кто кого? В Хандыге я эту шкурку сам выделаю, это запросто…
Колымчане, да и не только они, спрашивали нас: давно ли путешествуем, не устали ли, где и как ночуем и какие у нас планы. Поскольку подобных вопросов было много — отвечу сразу.
Путешествуя, человек как бы все время читает книгу, одним из героев которой является он сам.
События и происшествия сменяются картинами природы, человеческие судьбы и характеры сталкиваются с вашей собственной судьбой и с вашим характером. Путешествие не может надоесть, от него только можно устать, если тратить свои силы неэкономно. Когда находишься в дороге несколько месяцев — привыкаешь к такой жизни, втягиваешься и считаешь, что так оно и должно быть. На всякой стоянке стараешься расположиться в таких условиях, чтобы было удобно и для быта, и для работы. Если таких условий не находишь, остаешься жить в машине, вставляешь деревянный столик в кабине — оправа от руля — и работаешь так. Ночлег находишь в гостинице, в доме приезжих, в квартире случайных знакомых, в хатенке лесозаготовителя, на переправе у бакенщика, на ветках лиственницы в лесу или на борту от старой автомашины, как это было около речушки Кадыкчан. А еще и в машине спишь, отвалив переднее сиденье…
Вот, собственно, некоторые черты нашего быта. Человек привыкает к разной обстановке, и то, что одним показалось бы невыносимым, другой воспринимает как радость.
ЗЕМЛЯ ЯКУТСКАЯ
Вот что знаменательно: уже не только Сибирь, но и дальний Северо-Восток привлекает внимание наших зарубежных друзей. Пусть сегодня Индигирка и Лена — завтра, я уверен, изумленная заграница захочет посмотреть в золотые глаза Колымы.
На Алдане мы узнали, что недавно в Якутии гостила группа французских деятелей киноискусства и прессы. Направленные в республику Обществом французско-советской дружбы, кинооператоры засняли фильм для кинохроники, а писатель Арман Гатти опубликовал большой репортаж о Якутии в журнале общества «Франция—СССР». Репортаж назывался «Экспедиция в Якутию — империю холода и страну золота». В начале репортажа автор говорит тем иностранцам, которые побывали «в классическом треугольнике Москва—Ленинград—Одесса», что они не знают Советского Союза. Автор утверждает, что Советский Союз — это прежде всего Сибирь и Северо-Восток…
(Точно, говорю я про себя, во всяком случае, кто-кто, а уж Колыма, так действительно — весь Советский Союз и по своему национальному составу, и по месторождению людей, и, наконец, по биографиям, каждая из которых — кусочек живой истории нашей многонациональной страны).
Гатти считает, что величие советских достижений заключается не в школе, госпитале, клубе, построенных на берегу Черного моря или Калининградской области, а в том, что люди сумели создать нормальную жизнь в условиях, где зимой — 60, а в единственном летнем месяце + 40 градусов.
«Народ объединен в одной и той же борьбе против грозных ужасов холода, — пишет А. Гатти. — Эта земля, над которой они столько поработали и еще столько поработают, в конце концов должна поработать для них».
Вечная мерзлота и связанные с ней проблемы жизни, труда, строительства и эксплуатации природных богатств Якутии занимают большое место в репортаже Армана Гатти.
Недавно Якутия отметила трехсотую годовщину своего присоединения к России. Но за сорок советских лет «империя холода и страна золота» шагнула в своем развитии значительно дальше, чем это было сделано за два с половиной столетия.
Октябрьская революция привела феодальную Якутию в социалистический мир, и бездорожья капитализма остались где-то за бортом ее истории.
У якутов очень восприимчивый характер. В Средней Азии некоторые даже не очень старые люди все еще цепляются за темные обычаи старины.
— А у нас наоборот, стараемся усвоить новое. Почему не воспринимать — если это лучше? — говорил ответственный секретарь Хандыгской газеты «Красное Знамя» якут Дмитрий Петрович Григорьев. — Мне вот окорю 50 лет, и я это наблюдаю с самого детства.
О чем мечтает Якутия? О каких новинках? Соревнуясь с Магаданской областью, она мечтает обогнать свою восточную соседку в производительности труда и в материальной отдаче государству.
И пусть сегодня золотая Колыма впереди — завтра (на то есть все основания) алмазный Вилюй свою республику выдвинет на первое место.
Семилетка! Вот что прекрасно и грандиозно! Вот ради чего все наши усилия и бессонные ночи. И ты себя приобщаешь к этой деятельности миллионов и начинаешь понимать, что твои усилия так же значительны и нужны, как и любая трудовая вахта. Все горестное и мучительное уходит на второй план, становится приглушенным и незначительным перед одухотворенным, счастливым лицом, с каким смотрит на тебя время.
Из Якутска предстояло добираться до Усть-Кута.
О том, чтобы идти своим ходом, не могло быть и речи. Пришлось грузиться на теплоход «Волгоград», затем совершать пересадку на какой-то рефрижератор, затем на попутную баржу…
Коварная ленская магистраль то и дело задерживала нас на мелях, а однажды, при перегрузке, машина сорвалась с веревок и грохнулась на бок, после чего пришлось в Киренске становиться на солидный ремонт.
Так что неизвестно еще, где опаснее. Одно только ясно — длительные «водные процедуры» автомашинам противопоказаны.
Но нет таких огорчений, которые бы не становились истоком новых радостей. Эта радость — подарок своенравной Лены — заключалась в том, что неожиданно для себя я сделал некое географическое открытие.
Разумеется, это не такое открытие, которое немедленно будет оценено в научном мире, но все-таки…
А суть вот в чем. Как известно, чешские путешественники — автомобилисты Зикмунд и Ганзелка — переправляли свою «Татру» по Атлантическому океану с Африканского берега в Южную Америку. Кратчайшее расстояние между двумя этими континентами (скажем по-сухопутному) около трех тысяч километров. А длина русской реки Лены — более четырех тысяч!
Покидая «чудную планету», колымский континент, мы по ленской воде фактически совершили переход, почти равный океанской переправе Зикмунда и Ганзелки!
И невольно подумалось, что наша величайшая страна, украшенная от юга до севера по крайней мере четырьмя крупнейшими реками (Волга, Обь, Енисей, Лена), наша Родина как бы вмещает в себя пять континентов и, быть может, пятикрылая красная звезда символически отражает эту особенность нашей советской державы…
← Предыдущая страница | оглавление | Следующая страница → |