Эту книгу вы можете скачать одним файлом.

НА ПОЛЮСЕ ХОЛОДА

Итак, предстоял труднейший автопоход к Полюсу холода, затем к реке Алдан и, наконец, в Якуток. Впервые легковая машина с европейским номером отправлялась в такой рейс.

Начиная с Магадана, местные жители — встречные и попутчики — буквально в один голос говорили нам, автотуристам:

— Полюс холода? Нет, на машине туда не добраться. Вот поедете по Хандыгской трассе, увидите красоту небывалую, а насчет полюса и не думайте… Но если рискнете — на Хандыгской сворачивайте у Томтора на север.

Нас провожали жители Крайнего Севера…

Прежде всего, что такое Хандыгская трасса? Посмотрите на карту. Из самой глубины Колымского края, от поселка Кадыкчан через Верхоянский хребет идет узкая паутинка. На языке картографов — второстепенная дорога. Временами эта паутинка прерывается, переходя в пунктир, что означает — тропа. Вот о чем говорила карта. И так до самого Алдана, до этой северной реки, впадающей в Лену. На Алдане наше путешествие должно было завершиться поселком Хандыга. Где-то севернее Хандыгской трассы и находится Оймякон. Берешь подробную карту — и все равно дорога в этот поселок не отмечена. Даже прерывистых черточек, обозначающих тропу, вы не отыщите.

В пути начинается мелкий дождь, и мы грустнеем. Несмотря на пасмурность, встречаются все же охотники и ягодники. Оно и понятно: во-первых, завтра воскресенье, а во-вторых, осень колымская вот-вот исчезнет, и люди спешат «отохотиться» за дичью или побольше набрать лесных осенних радостей на всю зиму.

Хандыгская трасса вьется по склонам сопок, и внизу, слева, эскортирует нас речка Аркагала, а справа отдают честь нависшие скалы.

Аркагалинские волны проведут автомашину к более широкому Аян-Юряху и передадут ему эстафету эскорта. Но теперь вода и автомашина будут бежать в разные стороны, потому что Аян-Юрях влюблен в Колыму и стремится к ней, на юго-восток, а нас зовет северо-запад. Со стороны Аян-Юряха это было не вежливо, бежать от нас в другую сторону, но что поделаешь: любовь…

Изумленное Нерское плоскогорье понимало наши стремления и никого не обижало. Оно весело забрасывало желто-красными листовками как путешественников, так и голубопламенный Аян-Юрях. «Счастливого пути!» — говорили мам сопки.

Узкая, шириной в четыре метра, трасса время от времени выставляет столбы с надписью «Разъезд» и предлагает площадки-пятачки, чтобы вы могли разминуться со встречными коллегами. До Эмтегея раза три нам попадались лесовозы и еще какие-то машины, и то они нам, то мы им уступали дорогу. Это зависело от «пятачка», вырубленного в скале. Кому было легче и безопаснее прижаться, тот и сторонился.

Тайга вокруг — непередаваемая! Темно-красные кочки, ярко-зеленые и лимонно-желтые березки. Стройные, как новогодние елочки, ну прямо-таки нарисованные… А высоченные лиственницы и сопки — в снегу. И столько оттенков золотого, красного и зеленого! Это похоже на парчу.

В поселке геологов Эмтегее вы впервые узнаете, где, собственно, проживают коренные ленинградцы.

Они проживают с небольшими отклонениями на шестидесятой географической параллели от Ленинграда до Магадана…

Двадцативосьмилетний горный мастер Зоя Хрусталева гоняет по трассе на своем мотоцикле. Она не боится показаться чересчур беззаботной или наивной, когда говорит:

— У нас в реке Аян-Юрях полно хариусов. Днем их ловят на удочку и сетями, а ночью — лучат, бьют острожкой на факел. Вообще здесь прекрасно можно проводить время: охота, рыбалка, ягоды. Вот только некогда, рабочий день у нас с мужем ненормирован, бывает, мотаемся по 24 часа в сутки.

Свитер у Зои ярко-желтый, берет темно-зеленый, а косы — как высохший колымский ковыль. Такова живая колымская осень — Зоя Дмитриевна Хрусталева.

Солнце уже село, остались розовыми только пестрые полоски облаков, когда возле речушки Тыэгей мы остановились у пограничного столба: 870 километров от Магадана и 603 до Хандыга.

Было одновременно восемь часов вечера по-магадански и семь — по-якутски. Володя нацелил свой «ФЭД» на железный прямоугольный щит, где было написано:

Граница
Якутская
АССР
Магаданская
область

— Дай бог, чтобы хоть что-нибудь полнилось, сказал Володя.

Интересное название — Тыэгей. По-якутски «ты» — легкая лодочка. «Эгей» — как теперь выясняется, не только русский, но и якутский возглас. И, разумеется, на Индигирке нам рассказали легенду об одном отважном якуте, который переправился через хребет Тас-Кыстабыт и с бодрым возгласом «эгей!» спустился на своей лодочке в новые края Нерского плоскогорья.

На правом берегу Индигирки, вернее, на протоке этой реки, мне сказали:

— Вон в том домике живут у нас детишки, они сместисы…

— Метисы, вы хотели сказать?

— Ну да: отец русский, мать якутка. Смешанная кровь, сместисы они…

И я решил зайти к «сместисам». В поселке познакомился с начальником дорожного участка Виктором Ивановичем Крусовым, его женой Евдокией Михайловной Слепцовой (она якутка) и тремя девочками: Ниной, Ладой, Таней.

— Вы очевидцы переходного момента, — сказал Виктор Иванович. — Здесь, на Индигирке, еще не совсем Якутия, но уже и не Россия в чистом виде…

От последнего Колымского поселка до Индигирки мы ехали примерно один час. Но когда очутились в Якутии, выяснилось, что никакого пути мы якобы не проделали — то же самое время: восемь часов вечера.

Местные жители могли бы нам сказать: — Вы прибыли к нам раньше, чем выехали оттуда…

Подобно золотой молнии брызнула Индигирка от Оймяконского нагорья к северу и разломала пополам хребет Черского к востоку от Тюбеляха. Похожая на рисованную молнию, Индигирка на изломе притаила пороги Бусика, названные так в честь инженера, который отважился однажды проникнуть в ущелье этой коварной реки и погиб. Я говорю об Индигирке — «молния» и знаю, что ее течение к северу от того места, где мы сейчас находимся, поистине молниеносно: среди утесов река несется со скоростью двадцати километров в час. Говорю: «золотая молния» и вспоминаю, как опытная Колыма вызывала молодую, золотодобывающую Индигирку на социалистическое соревнование: «Дадим больше металла любимой Родине!»

Прошло двадцать лет с того дня, когда на правом берегу Индигирки, в устье реки Неры обосновались геологоразведчики. Они раскинули палатки, а позднее соорудили несколько бревенчатых избушек. Тщательные геологоразведочные работы подтвердили предположения советских ученых о наличии богатых залежей золота на Северо-Востоке Якутии. В глухой тайге один за другим возникали золотые прииски. Одновременно с ростом горной промышленности расширялся и поселок, который назвали Усть-Нерой. Четыре года тому назад он стал центром Оймяконского района.

И теперь все время путают: засылают самолетами грузы в райцентр, но они попадают не в Усть-Неру, а в поселок Оймякон…

Справа от дороги поднялась крутая высоченная сопка, вся багровая и до того по-осеннему яркая, что даже в пасмурный день от нее становилось светлее на душе. И все же удивительное смешение времен года. Снег на гребне — зима. Золотые лиственницы — осень, доцветают у самой трассы кустики запоздалых одуванчиков в белом пуху — лето, рядом журчит по остаткам вчерашнего первого снега совсем весенний ручеек…

Но стоило очутиться в Оймяконской котловине, как погода резко изменилась, двигаться стало труднее. Зимний колорит придавал окружающему лесу суровые черты, а разбитые мосты и завалы тормозили наше нелегкое продвижение.

И вот наконец Оймякон!

На берегу Индигирки выстроены школа, больница, клуб, много новых добротных домов. А где те убогие юрты, о которых писал академик Обручев? Их нет и в помине. Оймякон — это Первый Барагонский наслег, как называют в Якутии поселковые Советы. Сюда входит и скотоводческий колхоз имени Ленина. Колхозная дизельная электростанция раздала лампочки Ильича тем самым якутам, для которых в прошлом Полюс холода был ледяным погребом. Советские годы подарили им свет и тепло. Этот свет излучается не только под вечер, когда якут может щелкнуть выключателем и прочитать газету или книгу на своем родном языке. Свет достоинства, уверенности и привета искрится в глазах у якутов, когда они ласково называют русского «нуча» или объясняют, что такое «шепот звезд».

Полюс холода! Температура около семидесяти градусов ниже нуля. И наверно, только здесь, когда дышишь, пары теплого воздуха моментально замерзают, становятся маленькими ледяными кристалликами, несколько мгновений трутся друг о друга, и слабый шорох кажется таинственным шепотом, на который способны только звезды…

Председатель сельсовета Марина Даниловна Товарнова, якутка, почти ровесница советской власти, говорит:

— Дочка у меня в третий класс ходит, зовут ее Саргэлана, что означает Радостная, Счастливая.

Марина Даниловна Товарнова рассказывает о людях своего поселка, о якутской интеллигенции, и мы узнаем, что Николай Марин окончил в Ленинграде финансовый институт, а Василий Заболоцкий — Львовский экономический. Узнаем, что учительница биологии Мария Готовцева улетела на курорт в Сочи, а Акулина Туласыпова учится в Иркутске на факультете иностранных языков.

Много в Оймяконе приезжих. Гамаюнов Владимир Александрович, заведующий оймяконской больницей, и жена его, Татьяна Викторовна, приехали сюда недавно, в Рязани они окончили медицинский институт. Их дочка Верочка родилась уже на Полюсе холода. Отец Гамакмшва, заслуженный летчик, весь в орденах, прилетал с ним в отпуск. Кое-кто удивлялся:

— Все едут с севера на юг отдыхать, а вы наоборот.

На это летчик ответил:

— Летом на Полюсе теплее, чем зимой на юге, а для меня Оймякон теперь не просто Полюс, а родной дом.

И он принял участие в большом национальном празднике Ысыах. Борьба, бег, соревнования в прыжках на одной ноге… Специально для этого праздника запасали кумыс.

— Чтобы вам было понятно — это якутское пиво, — пояснила Мария Даниловна. — Только белое…

Словом, никто здесь, разумеется, не ощущает себя заброшенным на край земли, никто не говорит «оймяконский погреб», потому что на Полюсе холода много горячей, нужной работы. Совсем рядом люди научились выращивать картошку и такие парниковые овощи, как капуста, редис, даже огурцы…

Как и следовало ожидать, резина опять нас подвела. Когда мой спутник — демобилизованный моряк Володя Мусатов — клеил камеру, к нему подошел мальчуган и сказал;

— Дядя, дай мне один баллон. Я его надую, дырки нет — сделаю и летом купаться буду…

Но у нас на всех баллонах «дырки есть сделаны».

Оймякон — Полюс холода, где индигирский июль ныряет и плещется в широкой воде — одно из самых сильных наших полюсных впечатлений.

Обратный путь — уже испытанные дорожные мучения.

Володя на оймяконском «автопролазе» сказал, что за этот стодвадцатикилометровый рейс машина износилась, словно прошла тысячу километров.

— Когда человек дерзает, он как бы окрыляется, — говорил мне в Оймяконе Иван Степанович Сивцев, секретарь парторганизации колхоза имени Ленина. — А знаете вы, что такое тарыны?

И он рассказал, что неподалеку отсюда, на высоте двух тысяч метров над уровнем моря, на горе Сунтар Хаята, работает высокогорная гидрометеорологическая станция.

— Грунтовые воды за лето не успевают растаять, и вот из них образуются огромные ледяные поля, настоящие ледники… Тарыны!

Лето здесь почти совсем не ощущается, ведь это и есть Полюс холода, на котором даже летом сохраняются ледники…

Кто бы мог подумать, что десять человек, оторванные, казалось бы, от мира ледяными глыбами-полями, не только не чувствуют себя отшельниками, но и выписывают… «Магаданскую правду». Да, это, пожалуй, единственное место на северо-востоке Якутии, которое так тесно связано с Колымой. Казалось бы, вот уже прошло полмесяца, как мы расстались с колымчанами, но в краю многолетних мерзлотных пород снова услышали: «Магадан».

Это слово повторяют да леднике Полюса холода восемь раз в сутки.

— Я — Сунтар-Хаята, я — Сунтар-Хаята… Магадан, ты меня слышишь?

Магадан слышит тебя, Полюс холода!

Колымское управление Гидрометеослужбы принимает служебные радиограммы и данные о географических условиях развития ледников, о тарынах и об осадках, которых здесь значительно больше, чем в окружающих низменностях.

Сорок пять раз садились у подножья горы самолеты, чтобы забросить сюда тридцать тонн продовольствия, психрометрические, минимальные и максимальные термометры, барометры, самопишущие приборы и шары-пилоты, которые запускаются четырежды в сутки. Отвесные подъемы и спуски, затрудняющие продвижение, туманы, бураны и снегопады… Горные бараны, нарушающие однообразие высокогорной жизни… Никакой растительности… Дрова, сбрасываемые с самолета…

Все это придает станции «Сунтар-Хаята», пожалуй, единственный в Советском Союзе облик. Настоящая героика среди ледяных тарынов!

И — исключительная контрастность. На этой же географической параллели, только у подножья Полюса холода, на берегу озера так называемого «Командировка».

Полюс холода — географическое понятие.

Но если рассматривать эти два слова, как метафору, то мы ее можем воспринять, как вершину всякой скованности, безмолвия и отчужденности. Однако это на якутской земле будет опровергать не только поселок Оймякон, но и ферма серебристо-черных лисиц, и местные авиаторы, и, наконец, высокогорная станция Сунтар-Хаята.

И даже когда-то дикая Хандыгская трасса, неутомимая подруга Полюса холода, как бы согревает его своей хлопотливой оживленностью и легендарной поэтичностью.


← Предыдущая страницаоглавлениеСледующая страница →




Случайное фото: