Поселок Мяунджа расположен в долине ключа Тал-Юрях. Вокруг — красивые сопки. Одна из них — самая высокая — Лысая. А рядом сопка Двух Братьев.

В поселке два детсада. Три общественные столовые. Хорошая баня, парикмахерские. Дом культуры. Средняя школа. Вечерняя школа. Это городок энергетикой. Мяунджа дает энергию всем приискам. При управлении Энергостроя два строительных участка. Одни — в Мяундже, второй — в Аркагале И есть контора производственных предприятий. Автобаза сто сорок автомашин. Грузоперевозки. Строительство. Возят лес.

— Расскажите немного об истории рождения вашего городка, — прошу я «мэра» Мяунджи и вот что узнаю.

Мяунджу закладывали и 1950 году. Через четыре года уже было готово вес, что сейчас есть. На месте станции корчевали пни. Станция на скале! Геологи выбрали. Скалу не берет мерзлота! А здесь вокруг поселка до подножия сопок рыли подковообразную нагорную канаву. Для осушения. По генеральному плану Мяунджа со временем так и уляжется среди сопок — подковкой.

Сначала строили временные, далее пошли постоянные сооружения. В Мяундже на многих молодых двухэтажных зданиях стоит цифра: 1954 год.

Раньше применялся ленточный фундамент. Но в районах вечной мерзлоты эта система себя не оправдала. Летом почва оттаивает, фундамент опускается, стены кособочатся. Недавно перешли на якутский способ возведения домов — на сваях. Цель — побелить мерзлоту.

— И еще кое-что хочу зам сказать о наших трудностях. Вы, наверно, заметили, что молоком трасса обеспечена, — «мэр» городка победоносно подчеркнул. — Чувствуете? Молоко в магазинах здесь круглым год. Три рубля шестьдесят копеек. Но предприятиям литр молока обходится десять — пятнадцать рублей: дорог уход за коровами на подсобных хозяйствах.

— Выходит, молоко — «разоряет» предприятия… Кухтинов нетерпеливо развел руками:

— Что поделаешь? Условия северные — надо о людях больше заботиться. Иначе нельзя… Ну мне пора идти. Могу на мотоцикле подвезти к общежитиям, хотите?

И непонятно, кто кого экскортировал: мотоцикл легковую машину или наоборот.

Около общежития № 2 мы расстались с Кухтиновым. Не прошло и трех минут, как я познакомился и разговорился с недавним москвичом Глебом Набоковым.

На подоконнике стояли спортивные кубки, в коридорах валялись гантели: слесарь АрГРЭС Глеб Набоков только что упражнялся.

Глеб чертовски обрадовался. Земляк! Он скучал о Москве, впрочем, как и все москвичи, не отвыкшие еще от столичной жизни. Спрашивая о ней, он не говорил: «Ну, как там Москва?» Он вздыхал по-родному, по-домашнему: «Ну, как там у нас?»

Но не успел я выложить ему и сотой доли московских новостей, как он заерзал, и (Глеб, как видно, не любит дипломатии) я узнал следующее: сегодня вечером («необычайно интересно!») Глеб зван на «чашку чая» в общежитие № 7, к девушкам. Они празднуют первое в своей жизни собственноручно сваренное («И ягоды сами собирали!») варенье.

— Пойдемте! — просил Глеб. — А про Москву потом доскажете. Там тоже москвичка есть!

Вечером мы шли по смуглой Мяундже, освещенной собственными щедрыми огнями. Вытянулись одинаковые двухэтажные дома, все светлые, все молодые. Глеб торопился: ему надо было еще «кое-что закупить».

— Но извините, вы сказали, что идем на варенье.

— Так одно другому не мешает… Двухэтажный желто-розовый домик. Общежитие

№ 7. Отдельная двухкомнатная квартира с кухней, ванной — всегда горячая вода. В квартире живут семь девушек. В большой комнате — пять кроватей.

Где бы ни находились девичьи общежития — на московской Стромынке или на далекой колымской земле, — кем бы ни были их обитательницы — студентками университета или работницами уникальной (это я уже знал!) гидроплотины — все равно: когда стукнешь в дверь, раздается веселый, торопливый говор каблучков и та, что не успела одеться, кричит:

— Мужчинам — так абсолютно нельзя!

И ты стоишь у двери, покорно ждешь, а когда получаешь разрешение войти — невольно жмуришь глаза от ослепительного сверкания накидок на кокетливо стоящих бочком подушках. На строгих стандартных тумбочках («низ мой, верх — подружкин!») белеют салфетки. И улыбки гостеприимных хозяек тоже кажутся белоснежными.

Стол уже уставлен тем разнообразием посуды, какое бывает только в общежитиях. И у стола толпится столько народу, что яблоку негде упасть… Однако никто не унывает, все талантливо уплотняются: сколько людей ни придет, всех непременно подсадят к столу!. . Да, не возражайте, в общежитиях комнаты резиновые…

Так было и тут. Много народу, шума и хохота. Отчего здесь смеялись — никто не мог объяснить, да никто этим и не интересовался. Просто смеялись — и все тут!

Я был на общежитейских именинах, когда после стипендии празднуют день рождения все родившиеся в этом месяце. Я видел студенческие свадьбы в общежитии. Новогодние вечера. И самые веселые праздники студентов — праздники в честь сдачи последнего экзамена. Но праздник первого собственного варенья я видел впервые. Стол действительно ломился! Варенье хозяйки разрешали есть только столовыми ложками.

— Никаких розеток, по полной тарелке! — кричала круглолицая, светлокосая девушка в белом платье с крупными синими горошками.

И как две самые синие горошины, убежавшие с этого веселого платья, были круглые, лукавые девушкины глаза.

Она подбежала к нам, заговорила обо всем сразу и ни о чем, как всегда говорят хозяева, встречая гостей у входа.