Я попрощался с Петром Дьяковым, с этим рядовым нормировщиком и незаурядным поэтом, с охотником и натуралистом, встреча с которым доставила мне редкое наслаждение.

… Ночью вдруг такой туман… Я вел машину в Нексикан и совершенно не видел сопок, которые подходят к самой трассе — до того густо залило их белым и плотным холодом. Иногда создавалось полное впечатление моря, среди которого возвышался красивый остров: это выступала из тумана вершина сопки. И казалось, по морю вслепую шел бежевый катер М-72. Но туман все же не сплошной. В разрывах горят встречные фары. Освещают они трассу и придорожные, покрытые влагой кусты. И вдруг — машина резко, слету, врезается в густое, тягучее, как сгущенное молоко, туманное облако! Исчезают за окном кусты и блестящие росинки, не видно галечных отвалов, и подслеповатые фары с их матовым отблеском неуверенно, слегка прощупывают дорогу. Иду почти вслепую. И снова, точно рваный дым, обрывается туманное облако. Опять холодная ясная ночь: сверкающие под фарами капли влаги на ветлах и лиственницах, и навстречу, не включая большой свет, несется огромный ЗИС с двумя прицепами. Такое чувство, словно разрезая свистящий воздух, только что промелькнула за окном подмосковная «электричка». И после этой зловещей, опасной ночи — ясное утро и белые, почти ватные облака в голубом небе. Какая контрастность! Какая причудливая смена настроений… И опять, как остров в море, плывет среди спокойного тумана вершина сопки.

Примерно в тридцати километрах от Сусумана, неподалеку от реки Берелех, у подножия многоглавых гор. раскинулся аккуратный поселок геологов, форпост Чай-Урьинской долины — знаменитый Некеикан. Знаменит он прежде всего своей разносторонней изыскательской

деятельностью. Подобно магниту, Нексикан притягивает и обобщает результаты работ многих экспедиций и полевых партий.

Прямо с трассы, которая несколько возвышается над поселком, сворачиваю влево и вот уже еду мимо автовокзала, двухэтажных деревянных домов и столовой, мимо почты, магазина, мимо детского садика, который с виду ничем не отличается от московского, мимо центральной районной больницы и нового здания школы-интерната. И, конечно, как же не заметить Дом культуры с его небольшим сквером и напротив — обширное здание геологоразведочного управления.

Долгие годы начальником Берелехского геологоразведочного управления был один из первооткрывателей Колымы Сергей Дмитриевич Раковский. Совсем недавно Раковский ушел на пенсию, уехал на «материк», но в одну из последних недель его работы мне все же посчастливилось повидаться с «геологическим патриархом» именно в Нексикане, в его долголетней, бессменной резиденции. Однако встретились мы не сразу. Я спрашивал нексиканцев: «Где Раковский?» И мне отвечали: «Нет и будет не скоро: он на совещании в Магадане. Потом поедет в Адыгалах, потом…»

И если нет возможности немедленно встретиться с ним, можно просто бродить по четким улицам пытливого Нексикана. В седьмом часу нексиканцы идут в свой Дом культуры на концерт или в кино. Идут они под мягким светом электрических лампочек, которые, как бубенцы, висят в плафонах на солидных металлических мачгах. А давно ли здесь были выстроены всего два первых дома?

В памятный вечер нашего приезда геологический Нексикан подходил к телефонным аппаратам. Согласитесь, что особенно приятно лишний раз снять телефонную трубку именно в эти дни, когда только что во многих квартирах установлены телефоны. Сто семнадцать телефонных аппаратов, появившихся в личном пользовании у нексиканцев, работают с полной нагрузкой именно вечером, когда можно пригласить друг друга в гости, или сказать кому-то счастливым голосом: «Я тебя люблю». И это будет страшно оригинально, потому что прозвучит впервые! Впервые по нексиканскому телефону…

Этот телефон вскоре сослужит мне добрую службу. Пока дожидаться Раковского было бесполезно. Я двинулся дальше. Но мое желание увидеть его было настолько велико, так много слышал я о нем на трассе, что недели через три из Мяунджи я позвонил в Нексикан и, убедившись, что Раковский, наконец, дома, как угорелый помчался на свидание с ветераном геологоразведочной Колымы.

Наше первое знакомство с Раковским состоялось еще в Сусумане. Тогда он мне показался слишком официальным и чопорным. Теперь я понимаю, что там он просто был скован. Но здесь, в Нексикане, на втором этаже управления, в своем обширном рабочем кабинете мне протянул сухощавую руку не начальник этого учреждения, а бывалый путешественник, который, казалось, только что вернулся из какой-то интересной экспедиции. Вся его фигура неутомимого ходока, волевое лицо, иссеченное размашистыми морщинами, орден Ленина на строгом сером кителе, наконец, орлиный с горбинкой нос и выразительные, как бы удивленные глаза следопыта — все это решительно не гармонировало с чиновничьей обстановкой заурядного служебного кабинета, в котором висела огромная геологическая карта, но не было ни одного стеллажа с образцами местных пород.

— Наше Берелехское геологоразведочное управление не раз давало оценку своей территории, — говорил Раковский, — но переоценивая собственные прогнозы, переоценивая выводы своих предшественников, мы убеждались, что возможности наши значительнее, чем думали мы еще вчера. Надо только тщательнее поискать, выявить новое. Ведь было установлено по всей области, что более половины найденного разведчиками золота уже добыто и что процентов сорок еще нужно разведать. Это — большая задача! И мы, геологи, верим, что еще сотни лет будет жить наша золотая Колыма.

Я сказал:

— Как видно, все геологи пожизненные мечтатели…

— Ну, что ж! С этим можно согласиться, — продолжал Раковский. — Человек без мечты, как птица без крыльев. Но мечта советских геологов — это не бесплодная фантазия, это реальные планы, основанные на научных данных, это новые, усовершенствованные методы геолого-поисковых работ и новые механизмы в- золотодобыче. Это, наконец, энтузиазм и убежденность наших людей.

О многом рассказывал этот, похожий на Амундсена, первооткрыватель, сохранивший бодрость и неутомимость в свои шестьдесят лет. Тем, кто заинтересуется его жизнью и борьбой в колымской тайге, советую прочитать книгу Иннокентия Ивановича Галченко «Геологи идут на Север». А если вам посчастливится встретиться с Раковским, будьте внимательны и терпеливы.

Раковский скажет все и даже больше того, на что вы рассчитывали. Говорит он негромко, откровенно. Если я иногда и перебивал его, вставляя свои реплики, то только для того, чтобы ускорить беседу, сделать ее более динамичной, так как Раковский способен вокруг одного вопроса наслаивать такие подробности, что главное начинает теряться… Но для него — все главное, и в этом проявляется характерная черта настоящего геолога: в каждом камушке ему мерещится открытие, в каждой подробности — скрытые резервы чего-то очень важного…

— Прошли те времена, когда старатель, выйдя в долину и подбросив повыше шапку, бил шурф там, где она упадет. Сейчас на помощь разведчикам пришла геофизика и ряд других новых современных методов исследований. Это помогает вести разведку быстро, оперативно. А с внедрением станков ударно-канатного бурения мы получили возможность за один сезон проводить весь комплекс работ, начиная с поисков и кончая детализацией.

Я вспомнил, что еще в Москве, в Дальстройснабе, мне называли имя этого человека.

Есть люди, деятельность которых — день за днем — похожа на кадры единого стройного фильма. В данном случае беседа с Раковским была похожа на фильм о преображении обширнейшей территории, способной разместить несколько европейских государств. Трудно себе представить, но это преображение — от просеки до современной автострады на сотни километров, от первого колышка до благоустроенных поселков с центральным отоплением, от привозных консервированных овощей до местных огурцов и помидоров, выращенных в парниках вечной мерзлоты, — это преображение произошло на глазах одного поколения, на глазах одного человека.

И можно не плыть по морям-океанам,
Но стать открывателем новых земель.

Эти стихи больше чем к кому-нибудь другому относятся к Сергею Дмитриевичу Раковскому. Ровно тридцать лет назад , в составе геологоразведочной экспедиции Ю. А. Билибина прибыл Сергей Раковский на Олу и, как память о тех днях, он показывает мне горный компас, на котором выгравировано: «С. Р. Ола. 12. VII. 1928 г. ». Потом я узнал, что этот компас передан в музей.

Когда на ладони у Раковского появились первые крупицы золота, он еще не знал, что держит начало новой судьбы огромнейшего края. Так был открыт золотой континент Колымы, именно континент, потому что богатства Колымы способны уместиться только в самые объемные определения.

Человека, принимавшего участие в первой экспедиции «в глубинку» и посвятившего тридцать лет жизни созданию золотодобывающей промышленности на Северо-Востоке нашей Родины, называют теперь одним из первооткрывателей, но никто не ошибется, если скажет о нем, что он еще я первостроитель Колымы и самый преданный и многолетний ее перволюбитель.

Горнорабочий

В окруженье хитроумных пятен,
узких тропок
и бурьянных круч,
до чего мне дорог и понятен
день праздношатающихся туч.
В этот день тревожный
среди прочих
самых удивительных вещей
снова встретил я горнорабочих
за тарелкою колымских щей.
Подо мной дымились крутовалы,
и, роскошной дикостью маня,
неуравновешенные скалы
брали в окружение меня.
Шел я долго, засыпал устало,
шел в предгорьях лета и зимы
от старинных рудников Урала
до забоев юной Колымы.
И в геологических разведках
я пытливо спрашивал у скал:
из каких пород особо редких
сердце человек приобретал?
Почему,
влюбившийся в просторы,
хочет все он выхватить до дна?
Для чего ему златые горы
или реки полные вина?
Я киркой расспрашивал теснины
и, не достучавшись молотком,
похудевший,
желтый весь от глины,
слезы растирал я кулаком.
Ох и жадный был я да охочий,
но чего хотел — не отыскал…
Помоги же мне, горнорабочий,
повелитель выдолбленных скал!..
Вышли мне помочь,
да не сумели, лишь один сказал:
— Послушай, ты!
Четверть века я на этом деле,
все мне видно с этой высоты.
Вот пойду я по тропинке тесной,
ветер как ударит по плечу,
и, сорвавшись со скалы отвесной,
я в обнимку с камнем
полечу!
Что мне тары-бары, разговоры?
Жизнь —
я в это верю —
не бедна!
Так подайте мне златые горы,
дайте реки
полные вина…
…На коленях грубые заплаты,
шарф на горле прячет от простуд.
Вновь кирки, и ломы, и лопаты
ищут,
спотыкаются,
скребут.
Так проходят за годами годы,
так меняется за веком век.
Сердце
изумительной породы
вдруг в себе находит человек.
И все жарче, чище, откровенней
сердце бьется в ритме этих дней
где-нибудь на прииске «Осенний»
в Магаданской области своей.
Все мы перероем и отточим,
надо только крепче приналечь!
Я б хотел, друзья,
горнорабочим
всю свою державу пересечь!
Чтоб взяла меня, где узкий вылаз,
в шахту опустившаяся клеть,
чтоб в горах
(дай бог, чтоб не случилось),
обнимая камень, полететь,
рисковать
и отправляться в поиск,
пересечь все страны и пути
и однажды
Родине на пояс
взять экватор и преподнести!
И тогда всемирные просторы
будут знать, что цель у нас одна:
чтобы людям всем златые горы,
чтобы реки полные вина!