Эту книгу вы можете скачать одним файлом.

И здесь, в Омчакской долине, родилась вот какая таежная новелла.

Обширна территория прииска «Дальний». На сто километров друг от друга разбросаны участки с их таежными филиалами. Это уже такая даль, что, кажется, дальше идти некуда. Но так только кажется. По нехоженым тропам идут геологи-поисковики, и вот с одним из них довелось мне познакомиться.

Однажды на 118-м километре от Аркагалы повернул я к участку имени Марины Расковой и еще через тридцать километров очутился у реки Арга-Юрях. На берегу приютилось несколько таежных домиков и палатки, и все это вместе называлось Медведь-база. Жили тут рабочие промывочного прибора, механизаторы двух бульдозерных бригад и энтузиасты маленькой передвижной электростанции ППС.

Трудно было назвать Медведь-базу даже поселком. Безлюдно: все на работе. Поодаль горел костер, и сидели возле него двое — дедушка Семеныч и с ним малый лет двенадцати, рыжий Колька. Я спросил их, почему поселок так называется и много ли медведей водится в здешних местах.

— Медведи тут ни при чем, — с достоверностью пробасил Колька.

— В человеке дело, — добавил Семеныч, — и, коли хочешь его увидеть, повремени: сказывал Медведь, в субботу прибудет.

— Так уж точно, в субботу? — усомнился я.

Была среда, материала у меня накопилось достаточно, и я решил бросить якорь на Медведь-базе, поработать над стихами и очерками, а заодно дождаться загадочного Медведя, именем которого, по утверждению местных жителей, назван поселочек над рекой Арга-Юрях.

В дальнейшем не много узнал я об интересовавшей меня личности, но мог сразу почувствовать, что Медведя здесь любят и его имя окружено каким-то романтическим ореолом.

Ничем, казалось бы, не связывались изыскания Медведя в тайге и труд арга-юряхских механизаторов, но была какая-то тайна в том, что именно о нем говорили, как о своем справедливом начальнике, к которому можно обратиться по всякому вопросу, и он обязательно поможет. Ведь так не раз бывало!

— Путешественника Арсеньева читали? — рассуждал дизелист Матвей Черняков. — А теперь мой брательник живет в том городе, однако он не видал Арсеньева, а мы Медведя сколько угодно…

Другой рабочий на мой вопрос, как тут обстоит дело с общественно-политической пропагандой и кто здесь парторг, ответил так:

— Парторг у нас на Расковой, а здесь наш пропагандист и парторг товарищ Медведь. Вот придет он из тайги, и узнаем мы, как там насчет международной обстановки, а пока айда на промприбор…

Признаться, я удивился, как это можно вернуться из тайги и проводить беседу о текущей политике, но мне тут же разъяснили, что Медведь имеет при себе портативный радиоприемник, чуть ли не с ладонь величиной, и такой штуки не сыщешь на Колыме ни у кого.

И точно, как говорил дедушка Семеныч, в субботу в тайге затрещал валежник и вездесущий рыжий Колька закричал: «Он!. . » Из тайги выходил Медведь.

Шел он чуть нагнувшись под тяжелым рюкзаком, стройный и широкоплечий, бородатый богатырь лет тридцати пяти. И рядом с ним шагал невысокий паренек, по-видимому, рабочий-промывальщик. Приход этих двух людей усталых, но не потерявших своей энергичной выправки, напоминал какое-то празднество: до того живописны они были в своих геологических доспехах.

Рыжий Колька, чье пылкое воображение могло бы соперничать только с костром, мигом слетал за ведром и вскоре притащил воду — умываться.

Под вечер у костра собралось человек двенадцать и сама собой родилась беседа, какие обычно возникают, когда знакомый человек приходит издалека. А тут все же пришел не кто-нибудь, а сам Медведь. И действительно, ответив на вопросы механизаторов относительно судьбы Манолиса Глезоса, поговорив об американской выставке и о встрече Хрущева и Эйзенхауэра, геолог в свою очередь стал слушать местные новости. Дизелист Матвей Черняков доложил, что промприбор с планом управляется, что Марья Убийбатько родила сына, а к Лозняку приехала сестра и уже ее посватали за Семена Лозового, помните, он еще в отвалах промприбора нашел крупный самородок? А в остальном, живем помаленьку, не жалуемся, сами бы рассказали, как ходили…

— Ходили километров восемьдесят, — сообщал Медведь. — В долине Капитанских озер могут быть поставлены разведочные работы. Возможно, в дальнейшем участок Расковой будет двигаться в этом направлении…

Освещенный костром, этот бородатый человек походил на удельного князя, явившегося в свою фамильную вотчину на Медведь-базу. Он и восседал на колоде, как хозяин, и во всем его облике было что-то плотное, уверенное, незыблемое. Но стоило лишь обратить внимание на гимнастерку с орденскими планками и фронтовых лет полевую сумку — и он уже был похож на партизанского батю, при котором шустрый и рыжий Колька мог бы сойти за ординарца.

Уже много лет после войны Медведь ходит по тайге и учится. Заочно кончил десятилетку, потом Магаданский горный техникум, потом политехнический институте Москве. Слышал я, как однажды на базе двое меж собой говорили:

— Странный этот Медведь, человек крепко ученый, а нянчится с нами, вроде его прикрепили…

— Дура ты, он ведь партийный, он везде свой. И везде хозяин.

А Медведь тем временем снова собирался в тайгу. И рыжий Колька, открытая душа, подошел к нему и, смущаясь, сказал:

— Давно я хотел у вас спросить, кто нашу базу вашим именам назвал? Так товарищи решили или начальство?

Этот вопрос глубоко поразил Медведя. Неужели и взрослые название этого места связывают с его именем? Надо немедленно разъяснить людям, что к открытию месторождения на реке Арга-Юрях и названию поселка он не имеет никакого отношения… «Юрях» по-якутски — медведь, вспомнил геолог. Разговор на эту тему прежде никогда не заходил, и он ее думал, что у горняков может возникнуть своя догадка. Что же делать? Сказать? Но люди привыкли к этой мысли, их согревает чувство личного знакомства с человеком, именем которого назван поселок. Медведь знал, как к нему относится народ, и понимал, какое разочарование он принесет рабочим, если развенчает эту сказку, эту горькую для себя быль…

Полный самых противоречивых, тяжелых раздумий Медведь уходил в тайгу. И, казалось, давал он себе слово: не приду на Медведь-базу до тех пор, пока не совершу свой подвиг…

Золотая россыпь

Уже продуты утром
Распадки синих гор.
И площадь репродуктором
Гремит во весь простор.

— Товарищи, внимание!
День песни начался,
И пляски состязания
Откроют в три часа.

… И вот щедреет золото
Осеннего денька,
И выступает молодо
Поющая Тенька.

Вокруг парчою сотканы
Таежные леса,
И взятыми высотками
Ликуют голоса.

На руднике Матросова,
В долине золотой,
Проверьте климат россыпи, —
Он щедрый ли, скупой?

Беловцы и гастелловцы,
Решите-ка опять,
Кому помягче стелется,
Кому пожестче спать.

На празднике Усть-Омчуга
Во весь колымский край —
А ну, дружнее, громче-ка
Со сцены подпевай!

Ведь сцена та районная
Сегодня с трех часов —
Долина многозвонная
Намытых голосов.

Аплодисменты — всплесками,
Как волны возле скал.
Один бурильщик плясками
Себе почет снискал.

Отныне, всеми признанный,
Стоит он, изморясь,
И кажется, что изморозь
Покрыла лоб, искрясь.

С частушками короткими
Выходят горняки
И блещут самородками
Талантливой Теньки.

В ночь на 14 сентября 1959 года, когда влюбленные всего мира смотрели на луну (с маленькой буквы), а советские ученые направляли свои телескопы в небо, чтобы проследить, как соприкоснется с Луной (с большой буквы) наша вторая космическая ракета, — в Тенькинском районе, в распадке сопок рудника имени Матросова, ночное светило покоилось, как огромный золотой самородок.

На этой золотоизвлекательной фабрике, где, кстати, недавно (новинка!) автоматизирован дробильный цех, был я свидетелем захватывающей картины. В тигли засыпали шлиховое золото, затем оно кипело в плавильной печи. И вот уже льется в изложницы истинно золотой ручеек. И, когда металл остыл и рабочий Архипов отбил шлак, мы увидели настоящий золотой кирпич весом в двенадцать килограммов. С чувством огромного волнения смотрел я, как один за другим появлялось несколько кирпичей…


← Предыдущая страницаоглавлениеСледующая страница →




Случайное фото: