Ты не устал, ты паришь могуче, И, мучаясь нуждами дел твоих, Хочу, чтобы ярче, прочней и лучше День изо дня становился стих.

Сделать, придумать, открыть, добиться, — Славься нелегкий колымский труд!.. Поэты, каменщики и птицы Надежные гнезда на счастье вьют.

В Ягоднинском районе есть два замечательных высокогорных чуда: озеро Джека Лондона и озеро Танцующих Хариусов. Они, как верные напарники, — рядышком. Первое, говорят, такая красота, что грешно не повидать. Обычно на живописных июльских берегах Джека Лондона проводятся областные слеты туристов, и ягоднинская команда меньше чем на первое место никогда не соглашается. Проехать туда очень трудно. Однако меня заверили, что наша машина с передним ведущим мостом пройдет. Ведь добираются же местные «крабы» с любителями-рыболовами. «Крабы» — это какие-то трехосные автомобили. Рыболовов главным образом привлекает озеро Танцующих Хариусов. Там столько этой вкуснющей рыбы! И главное — хариусы, как я слышал, мастерски подпрыгивают и, описав дугу, ныряют в зеркальную воду, махнув на прощание хвостиками. И еще рыболовы уверяют, что хариусы там вообще «танцуют прямо на сковородку». Чего только не услышишь от человека с удочкой! Как видно, он во всем мире одинаков!

Так вот, к этим озерам и поедет сегодня с ночевкой юный и пожилой народ Ягоднинского района на праздничную, задушевную встречу двух комсомольских поколений.

Когда сидят рядом секретарь Ягоднинского райкома партии Николай Михайлович Аксенов и секретарь райкома комсомола Валентин Старков, кажется, что это два брата. У обоих внимательные, ясные глаза, густые брови, спокойные, открытые лица с правильными чертами. О таких лицах, пожалуй, можно сказать — красивые. И только у Валентина шевелюра темно-русая, а Николай Михайлович — седой.

Аксенов любит поставить перед Старковым какую-нибудь интересную и важную задачу. При этом он непременно скажет:

— Ну-ка, Валентин, давай заболей!

И Валентин добросовестно «болеет». Он вызывает помощников, активистов, инструкторов и заражает их своей «высокой болезнью». Так уже не раз было.

Вспомнить, например, как комсомольцы района открыли в банке счет мира. Бросили лозунг: «За комсомольские сто граммов!» Обещали намыть пятьдесят килограммов золота, но уже намыли семьдесят и в соревновании с молодежью других районов вышли на первое место. Дорогу от поселка Ледяной до колхоза «Красный богатырь» объявили комсомольской стройкой и тоже стали «болеть». А рейды «легкой кавалерии» по бережному расходованию электроэнергии?. . И вот теперь — уже несколько дней — озеро Джека Лондона. И нет ничего удивительного в том, что инструктор райкома комсомола Костя Феропонтов с таким воодушевлением добивался от меня обещанной песни.

— Давай заболей! — так и сказал Аксенов Старкову, когда возникла идея устроить на Джеке встречу комсомольцев двух поколений.

И тут уже каждый, кто как мог, активно и чистосердечно «болел». Костя буквально «выболел» мое сочинение и не растерялся даже после того, когда в редакции сказали: «Поздно».

— Да, но что же теперь будет с нашей песней?

— Вы сами виноваты, — ругал меня Костя Феропонтов. — Я вам говорил, что это ответственное комсомольское поручение, и надо было выполнять в срок. А вы затянули. Теперь в газету она не успевает… Вот… Исправьте, пожалуйста, эти две строчки… Что-нибудь придумаем, опубликуем, есть у меня идея…

Так я и не выяснил, какая идея возникла у Кости Феропонтова.

Прошло уже два дня, как Володя приехал из Магадана, и вот сегодня он отправился на первый экзамен. Жизнь идет и в новом варианте повторяется: у одного срочная песня, у другого срочные экзамены. Володя до полуночи зубрил биографии классиков, учил правила, а

утром сегодня я напоминал ему стихи Пушкина, Лермонтова, судьбу Шевченко и цитаты из книги «Как закалялась сталь». Потом он разгладил свой клеш шириной в тридцать шесть сантиметров, надел любимую ковбойку, и я прямо на нем загладил утюгом измявшиеся в чемодане клапаны нагрудных карманчиков. Пожелал ему «ни пуха, ни пера!», и он пошел… Что-то будет?

И вот уже полтора часа я жду его на широком деревянном крылечке местного «рая», то есть дома, где есть и райком партии, и райком ВЛКСМ, и райком профсоюзов, и ряд других райкомов…

Подошел благообразный гражданин в кожанке.

— Что за машина? СЩ? Это не московский номер?

— Нет, сталинградский, — говорю.

— Ну вылитая, как у братишки. У меня он в Москве, у него тоже М-72. Мы с ним весь Кавказ объездили. Я его зову: приезжай сюда, здесь красоты, больше, чем на всем Кавказе! Нет, не хочет… До Аркагалы вы красиво доедете! А дальше — всяко будет. Ну, счастливо вам добираться!

Я дожидался Володю, и было у меня такое чувство, что я тоже держу экзамен. Как-никак, породнили нас колымские дороги. Володя сдал устный на четыре, ему попался «Буревестник». А в диктанте сделал пять ошибок. «Канава!» Я сказал, что отпускать в Магадан его больше не буду и на озеро Джека Лондона он не поедет. Пусть сидит занимается. Послезавтра у него экзамен по математике.

…Сейчас одиннадцать часов вечера, сижу в огромном сарае, или, вернее, заброшенном доме с окнами без рам, которые наскоро завесили мокрыми плащами, одеялами, обрывками брезента. Все это соорудили прибывшие сюда, к берегам озера Джека Лондона, ягоднинцы. Посреди этого заброшенного дома, на полу горит костер. Дым «самрвытягивается» зияющей в потолке дырой. Я примостился около огня, освещающего эту страничку, и хочу, описать нашу дорогу на озеро.

Погода с вечера была неважной, и ягоднинцы хорошо знали, «куда она клонит». Но не таков характер колымчанина, чтобы отменять задуманное и подготовленное.

Даже если это касается коллективного отдыха или развлечения. Логически рассуждая, при такой погоде наступающее воскресенье разумнее было бы провести дома, но как отменить поездку, когда по всему району, от Атки до Бурхалы, дана команда: на Джеке встреча комсомольцев двух поколений!

Собственно, команда была дана отнюдь не официальная. Просто сообщили предприятиям: кто хочет, кто может — приезжайте. Ведь по замыслу райкомовских энтузиастов встреча должна быть сердечная, непринужденная. Хочешь отдохнуть, повеселиться, хочешь по душам поговорить о своей комсомольской жизни, услышать, как молодежь осваивала Колыму в прошлом, какие ждут тебя перспективы в будущем, словом, если хочешь встретиться со своими старшими товарищами или сверстниками из других поселков родного Ягоднинского района, — приезжай на озеро, не пожалеешь!

И вот наша машина — «краб», — с водителем Тимофеем Ивановичем выехала из Ягодного. А в машине той, начиная с секретаря райкома партии Аксенова и кончая самыми молодыми, — человек двадцать.

— Нет такого мешка, в который нельзя было бы положить еще одно зернышко, — подсаживая в машину девушку, говорил начальник районного отделения связи Борис Самсонович Чкуасели.

Дорога отличная до восемнадцатого километра. А всего — шестьдесят. Потом — ухабы, тряска, под колесами — огромные лобастые валуны.

Чкуасели:

— Скоро вы увидите демаркационную линию: там кончается человеческий труд и начинается природа.

Действительно, следы человеческого труда в образе сносной дороги исчезают, и Чкуасели философствует:

— Раз камни не острые, а обкатанные — значит здесь было море и оно ушло куда-то, оставив нам только озеро Джека Лондона и озеро Танцующих Хариусов…

И там, где по словам Чкуасели, кончился труд, все залюбовались природой. По бокам мелькают в темной зелени багульника и изумрудах мхов ярко-оранжевые ягодки морошки. И целыми семействами — от шляпистых отцов до пуговок-дочек — подбегают к дороге березовики и боровики. Женщины ахают: «Наберем!».

Но у мужчин свои предрассудки: поехали на рыбалку, так нечего хариусам изменять с грибами! А то и рыбы не наловишь. И мы едем дальше, без грибов. Поднявшийся еще в Ягодном сильный ветер словно сорвался с цепи: пошел дождь, холодный, долгий. В общем, все довольно скоро перестали замечать красоты природы и заговорили о домиках, которые есть на пятьдесят восьмом километре.

И под шум дождя одна за другой сыпались колымские афоризмы и остроты-поговорки:

«Не такой я человек, чтобы ездить на Певек — там ветры!»

«Спирт, да чтоб его на себе тащить? Пусть лучше будет в организме!»

«Не такой я ветреный, чтобы ездить на «Бодрый», и не такой я бодрый, чтобы ездить- на «Ветреный».

«Бодрый» и «Ветреный» — участки колымских приисков. Говорить — говорят, а скажут им: «Поезжайте» — поедут!

По поводу рыжих сопок: «Там радиоактивный мох». О старых комсомольцах: «У нас все позади, впереди только мемуары!»

О каком-то работнике, у которого полон рот золотых коронок: «Он все зубы потерял на профработе».

А дождь все идет и идет…

Вскоре миниатюрный жанр острот и поговорок уступил место колымской новелле. Немедленно был объявлен конкурс. Условия: рассказать покороче и посмешнее.

После, двух не очень интересных «новелл» Аксенов под общий смех рассказал:

— На пленуме райкома партии кто-то делал отчетный доклад. Ему задали вопрос: «Почему не выполнен план по пушнине?» И он на полном серьезе ответил: «Нынешним летом имели место частые пожары в сопках. Поэтому у бурундуков обгорели хвосты. А без хвоста — кому бурундук нужен?»

Победителем конкурса оказался Чкуасели за достовернейшую «новеллу» под названием «Воробьи».

— Один энтузиаст решил украсить Колыму милыми российскими воробьями. Нет, это серьезно! Целая воробьиная стая была выловлена на материке и пароходом, в клетках, пернатых сорванцов завезли на Колыму. Тут их

выпустили. Но несознательные воробьи моментально прилетели в бухту Нагаева, уселись на реи парохода, который их насильно доставил к нам, и преспокойно без билетов возвратились в бухту Находку…

Не забывайте, что весь этот юмор перекликался с неимоверной тряской по колдобинам и заунывным шелестом усилившегося дождя. Вот почему я бы лично первую премию дал Дороге, которая рассказала нам хотя и не самую короткую, но, безусловно, самую смешную колымскую «новеллу».

Было ужасно холодно, дождь шел не переставая, и все замерзли. Дорога — аж сердце замирало! По обрыву сопки лежали огромные валуны, и наш «краб» карабкался по ним медленно, но верно. Неожиданно вдали за скалой показалась темная водяная гладь озера Джека Лондона. Конечно, красиво! Но линия берегов, обложенная туманной влагой, и мрачноватый остров посреди озера придавали этой картине какую-то тревогу. И только беленький домик гидрологов на острове — как говорят, единственное светлое пятно на мрачном горизонте — напоминал о добром уюте и тепле, тем более, что из трубы вывинчивался дымок.

Приехали уже в темноте. Вообще озеро было похоже на разлившуюся речную пойму. Массивные высокие горы, сизые от мхов камни, лиственницы вперемешку со стлаником — и все это отзывалось в воде. Ну прямо зеркальное отражение!