Эту книгу вы можете скачать одним файлом.
И встретили! Только-только поднялись мы по длинному склону идущей в Оротукан дороги — из-за поворота прямо на нас выезжает мотоцикл с коляской: ведет его, стоя между седлом и рулем, мальчишка лет пяти—шести. В коляске, прижав к груди видавшую виды куклу, спокойно сидит трехлетняя девочка. Мы ахаем и тормозим, восхищенные! К нам подходит парень в комбинезоне и ворчит трезвым, без намека на восхищение голосом:

— Да, ГАИ можно! А попробовал бы кто другой — штраф в размере до ста рублей. Это ж сын инспектора ГАИ!

Все равно — здорово! Сын начальника ГАИ, даже не посмотрев на нашу машину, круто развернулся — только дрогнул капроновый бант на голове у пассажирки, да захлопали от толчка моргучие куклины глаза.

Нам ничего не оставалось, как ехать за ним — к центральной площади Оротукана.

Беленькие домики Оротукана! Когда впереди поселок, всегда хочется поскорее увидеть, встретить, поговорить.

Оротукан, как и все поселки на Колыме, окружен сопками, поредевшей тайгой. Ходят по улицам самосвалы, груженные стройматериалами; дома старенькие — низкие, побеленные и новые — двухэтажные. Вот за невысоким заборчиком застекленная веранда и деревянные «грибки» детского сада. И доносится оттуда типичная детсадовская песня:

Правой ножкой топ-топ-топ…

Слышно, как добросовестно, тройным ударом, топают сначала правые, а потом левые ножки.

Под Новый год этим детишкам здесь устраивают такие «елки»: сверлят в палке множество отверстий и вставляют веточки кедрового стланика. Что такое настоящая елочка, колымские дети не знают.

Бегают по улицам девочки в белых коротких платьях и в носочках. Парень лет семи ремонтирует камнем двухколесный велосипед. Он в майке с отцовского плеча — плечики ему велики и сползают — видно, как крепко обожгло его сегодняшнее солнце.

Ходят женщины, нарядные как одна, с оголенными руками.

Все как везде. И только мосты в Оротукане особенные! Широкая и быстрая речка с каменистым руслом петляет по Оротукану. Над речкой парят мосты и мостики: для машин — широкий, деревянный, весь в переплетенных балках, для пешеходов — узкие, висячие, маленькие копии Крымского над Москвой-рекой. Пешеходные мостики качаются на тросах над быстрой водой, и, когда идешь по ним, с непривычки захватывает дух, как на гэсовской «канатке» над Волгой.

Есть в Оротукане еще одно свое, особое, дорогое: памятник Тане Маландиной. В центре поселка —серый высокий монумент, в кругу — барельеф. Строгий девичий профиль. Похожа на Зою Космодемьянскую. Написано: «Татьяна Михайловна Маландина». Даты внизу: «1910— 1937». Маленькая оградка, четыре голоногих тополя по углам, на земле — красные кисточки травы, — не знаю, как называется.

Возле памятника (под карнизом одноэтажного здания, у которого стоит Доска почета) — гнезда ласточек. Ласточка-мама прилетает, детки пищат, кормятся. Ласточки гнездятся только в хорошем месте.

Пока мы стоим у памятника, возле нашей машины собираются ребятишки. И на вопрос: «Кто нам расскажет о Тане?»—они кричат:

— У нас всем Петр Флегонтович рассказывает! Ребята ведут нас по улице Тани Маландиной к домику

Петра Флегонтовича Зыкина.

А вот и он сам — высокий и узкоплечий. Добродушная улыбка делает его лицо молодым, и седые волосы замечаешь не сразу. Знакомясь, он скромно, негромким своим голосом говорит:

— Милости просим к нашему пенсионерскому шалашу.

Но то, что он пенсионер, — это в его жизни занимает последнее место. Беспокойная, не знающая покоя зыкинская душа!

Но о Зыкине потом.

Сейчас он ведет нас по улице Тани, гордо показывает новый Дворец спорта, школу на четыреста сорок мест, общежитие молодежи, детский комбинат. Он так прислушивается к топ-топающим ножкам и так при этом улыбается, что можно подумать — это поют и пляшут не тридцать—сорок маленьких оротуканцев, а по крайней мере кровный зыкинский внук.

У памятника Тани мы останавливаемся и слушаем рассказ Петра Флегонтовича о комсомолке Маландиной. В тридцатых годах на Колыме было так трудно, что туда и брали не всех. Особенно неохотно — девушек. Таня добивалась: «Буду писать заявления каждый день, пять раз в день, а на Колыму обязательно поеду! Так я решила». Какое волевое сердце! Она добилась своего. В Оротукане ленинградская девушка Таня работала секретарем комитета ВЛКСМ Южного горного управления.

В то время комсомольцы боролись с влиянием преступного мира, разоблачали скрытых и явных врагов нашего государства. Таня была смелой и принципиальной. Бандиты убили ее. Но никогда не забудет молодежь Колымы отважное сердце Тани. Зимой запорошенный снегом, летом убранный живыми колымскими цветами памятник Татьяне Маландиной всегда будет напоминать каждому, кто к нему подойдет: будь бдителен, будь принципиален, будь нетерпим к тем, кто хочет помешать нашему широкому шагу в счастливый завтрашний день.

Петр Флегонтович пригласил нас к себе ночевать. Домик его окружен огромным огородом.

— Это все жена, — улыбается Зыкин, — она у меня хозяйка, а я «нахлебник»: у меня пенсия девятьсот пятьдесят рублей, у нее — девятьсот семьдесят.

У хозяйки, Надежды Семеновны Зыкиной, все четыре комнаты такие аккуратные, беленькие, вышитые! На столе в кувшине — букет. Все тот же рябинник, тысячелистник и смелые искорки редиски-цветухи. Как нежно выступают белые звездочки из серо-желтой жесткой придорожной травы! В каждой комнате — самодельные абажуры, украшенные игрушками из елки-малютки.

Надежда Семеновна ставит на стол румяные оладьи, котлеты, манную кашу. Сразу запахло домом.

— Не волнуйтесь, у нас не только оладьи… — Надежда Семеновна лукаво поглядывает на мужа и достает из буфета рюмки.

— Ну, это уж дело мое! — хозяин ставит на стол графин с наливками собственного изготовления. До чего ароматна! Но секрета производства хозяин так нам и не открыл.

За ужином в разговоре с этими симпатичными, дружными супругами я еще раз убедился в том, что почти каждый колымский поселок, помимо всего прочего, преподносит какого-нибудь интересного человека: цветовод в Палатке; редактор радиовещания в Устъ-Оччуте: пятилетний шофер в Мякате; геолог на Медведь-базе; многосемейный аткинский старожил… А в Оротукане — это Надежда Семеновна Зыкина.

Передо мной лежат три толстые общие тетради в клеенчатых обложках. От корочки до корочки все они исписаны бисерным почерком Надежды Семеновны. Это не дневник, не мемуары. Это… С декабря 1957 по июль 1958 года, то есть за семь — восемь месяцев, Надежда Семеновна, страстная любительница кино, просмотрела двести пятнадцать кинофильмов! Каждый из них получил ее оценку: разобрана игра актеров, текст сценария, идейные и художественные достоинства. Читаешь эти записки с интересом, так как пишет их очень откровенный, самобытный человек.

А какие диспуты с молодежью проводит Надежда Семеновна, когда привозит в Оротукаи особенно «острые», «душевные» картины!

Кроме своей «фильмотеки», Зыкина увлекается огородом. Картофель у нее лучший в Оротукане! В этом году ожидали особенно хороший урожай, но в конце июля ударил ночной мороз (семь градусов) и у картофеля померзли плети.

— Ничего, он привык, — утеряла Надежда Семеновна. — Бог с ними, с плетьми, клубень все равно растет!

Непонятно, как эта женщина находит еще время на занятия в драмкружке. Ее любимая роль мать в «Славе» Гусева.

А Петр Флегонтович? О нем жена говорит:

— Он вам завтра все покажет. Он па заводе не только каждого человека — каждый винтик знает!

Зыкин — заместитель секретаря парторганизации Оротуканского металлургического завода, внештатный корреспондент «Магаданской правды» и районной газеты «Северная правда», активист литературной группы местного клуба.

Вот почему «пенсионеры» — что «последние должности» Зыкина и его жены.

Рыбак

Ола. В гостях у эвенов. Бригада закидного невода

Пьет рыбак, чифир из кружки,
Ставит невода свои;
Серебристые веснушки
На лице от чешуи…

Рыбак

На ольском «Кон-Тики».

Рыбаки



← Предыдущая страницаоглавлениеСледующая страница →




Случайное фото: