ЛЮБОВЬ ЛЕНЫ РОДИОНОВОЙ
Возле своей палатки я развел небольшой костерчик и решил вскипятить чай.
Солнце быстро убегало за сопку, и закат вплетался лентой в ажурные стойки козловского крана.
Поленья трещали, как кузнечики.
Девушка в рабочем комбинезоне, поверх которого на одном плече висела стеганка, несла, к моему величайшему удивлению, охапку колотых досок.
— Здравствуйте, — сказала она. — Думаю, вам пригодится.
Когда она нагнулась, чтобы положить доски, в свете костра ярко сверкнул ее красный платок и пол ним два уголечка. На мгновение ее лицо и костер как-то живо перекликнулись.
— Только, пожалуйста, не подумайте чего-нибудь нехорошее. Вы меня не знаете. Но мне срочно нужной с кем-то посоветоваться.
— Разве у вас нет друзей?
— Самый близкий человек, можно сказать, жених мой, дня три назад уехал, и надо же было такому случиться…
Руки ее дрожали. Дрожали языки пламени. И в голосе что-то дрогнуло.
— Понимаете, только что приехал мой отец… Вернее, он не отец мне, а может быть, отец… Но дело не в этом.
— Давайте попьем чаю, — я хотел успокоить ее. — Вот хлеб, масло, сделайте, пожалуйста, бутерброды
— Я решила, что вы человек посторонний и скоро отсюда уедете.
— Я уезжаю завтра.
— Нет, прошу вас, не уезжайте так быстро. Надо дождаться Артема. Я очень прошу вас помочь нам Я боюсь, что отец убьет его… его или меня…
— Расскажите по порядку. Как вас зовут?
— Меня зовут Лена. Лена Родионова. Но сегодня приехал отец, и я вспомнила, что когда-то меня называли Лешка.
— Лешка?!
— Да. Он так страшно закричал: «Ты забыл, Лешка, мою руку!» И потребовал, чтобы я вернулась в Иркутск. Боже мой, неужели он не понимает, что я люблю Артема. Но мне и отца жалко. Он меня тоже любит. Он многое пережил и многое для меня сделал. Он меня страшно любит! Страшно! Но может быть, он не меня любит, а того Лешку…
Лена разрыдалась. Она сжала в руках кружку с чаем и, сама того не желая, плеснула в огонь. Потом сказала:
— Для того чтобы это понять, надо представить себе, в каких условиях мы жили на Колыме.
Когда я сообщил ей, что недавно прошел на своей машине по колымской трассе, Лена восторженно вскочила, обрадовалась, точно встретила своего близкого родственника.
— Вот на этой машине! — воскликнула она и погладила ладонью капот. — И вы были на Утинке?
Я вспомнил подоблачный перевал, головокружительные «прижимы» и маленький поселочек над Колымой. И сказал:
— Да, я заезжал на этой машине к утинским золотоискателям.
Лена упала на колени, обхватила руками шину и прижалась к резине щекой.
Потом она жадно стала расспрашивать меня, как там и что, и когда я отвечал, то и дело приговаривала: «Это все не то… теперь там все по-другому…».
— Лет двадцать назад, — рассказала она, — мой отец был осужден за убийство, и когда у него лагерный срок кончился, он остался жить на Колыме, на поселении. Мать моя тоже была из преступного мира. Когда я родилась — она умерла. Потом я узнала, что несколько человек, в прошлом таких же преступников, как мой отец, считали меня своей дочерью. Была даже драка. Но отец был сильнее других. Он был одиноким и хотел, чтобы у него была дочь. Начальство разрешило ему увезти меня. Мы жили с ним на поселении во многих поселках, а когда я подросла, отец привез меня в Утинку, где никто нас не знал. Мне было уже семь лет, и отец стал мне внушать, что я — мальчик. В поселке почти не было женщин. Там жили на поселении такие же, как и мой отец, бывшие бандиты, и отец за меня очень боялся. Стоило мне подойти к зеркалу — и он мог меня за это дико избить. Я знала, что я мальчик, все меня называли Лешка, я никогда не имела кукол, не видела девочек, но нивесть откуда доставала лоскутки и выкраивала бантики. Ведь я была девочкой, хотя этого и не понимала, За эти бантики ремень гулял по моей спине, как ему хотелось. Ведь отец очень любил меня и берёг… И я ему за это теперь очень благодарна. Но мое это было вчера, очень давно, а сегодня у меня Артем… Как же он этого «е понимает?..
Я пообещаю дождаться Артема и еще несколько дней буду жить в своей палатке.
Утром мы встретимся с Леной у кирпичной проходной, забитой досками, и по дороге на шламбассейн бетонщица скажет:
— Были бы ворота, а хату построим.
И если вчера мы вспоминали о вчерашнем, то сегодня она будет говорить о сегодняшнем.
О поселке Солнечном, где они живут с Артемом. О том, что живут они в разных общежитиях. Комнату достать невозможно, и Артем поехал в Красноярск на Алюминстрой в надежде найти работу обязательно с жильем.
Лена расскажет, что она не согласна с Артемом что надо подождать, так как в поселке строится дом молодоженов и закладывается шестидесятиквартирное трехэтажное здание, которое тоже будет заселено молодыми семьями. Мы вместе будем обедать в столовой, и я узнаю, что она учится в девятом классе вечерней школы рабочей молодежи, участвует в самодеятельности (у нее неплохой голос) и недавно доверили работу пионервожатой в четвертом «Б».
Лена познакомит меня с отцом, и Андрей Карпович Родионов глухо и мрачно скажет мне:
— А, собственно, какое вам дело?
Лена расплачется и ответит ему, что она мне все рассказала. И тогда Андрей Карпович захочет оправдаться, он будет уверять, что Лена «не так» и «не все» рассказала, и свет новых подробностей обнажит боль и горечь этого человека.
Лена не станет отрицать, что убежала из Иркутска вместе с Артемом.
— Он выкрал ее! Ничего мне не сказали, уехал неизвестно куда…
— Потому что ты не разрешал мне с ним встречаться.
— Был бы он порядочный человек…
— Он очень хороший!
— Где он? Он бросил тебя! Я был прав. Почему вы не расписались?
— Он приедет, и Мы зарегистрируемся, вот увидишь…
Сложное чувство испытает Андреи Карпович. Он будет восклицать: «Нет! Я этого не допущу!» И в то же время ему захочется, чтобы Артем скорее приехал, раз невозможно немедленно увезти Лену в Иркутск. Он захочет убедиться, поженятся они, как люди, или своими руками ему суждено задушить этого проклятого Артема…
Все усложнится и запутается, когда приедет в Ачинск Артем.
— Комната в Красноярске найдена. Работы сколько угодно. Собирайся, Ленка! — это будет оказано на шламбассейне, куда нетерпеливый Артем приедет на самосвале прямо с поезда.
Артем узнает, что приехал отец, взволнуется и решит, что надо немедленно ехать в Красноярск. Он даже попросит меня подвезти их на машине на вокзал, и Лена посмотрит на меня выжидающим, нерешительным взглядом. И тогда я скажу им, что Андрей Карпович еще больше ожесточится и все равно не оставит их в покое…
— Что же делать?
Артем встретится с Андреем Карповичем, и у них начнутся бесконечные разговоры, угрозы, примирения и снова угрозы, и, наконец, Лена скажет:
— Я никуда отсюда не поеду!
— Тогда я еду в Красноярск один!
— Нет, голубчик! — грозно объявит Андрей Карпович. — Ты не уедешь!
— Но ведь нам тут негде жить.
— Тогда в Иркутск, ко мне.
Эти слова, похожие на примирение, Андрей Карпович произнесет в тот день, когда всю стройку облетит потрясающая новость:
«Сроки пересмотрены! Резервы найдены! Цементный завод выдаст первую продукцию на год раньше срока!».
Просто смешно уезжать, когда мы уже столько сделали!
Лена начнет агитировать отца. Уговаривать Артема. Она скажет им, что если они ее любят, они оба останутся, и втроем легче будет наладить жизнь. Ведь ей, Лене, из Солнечного, из родного Ачинска уезжать совершенно невозможно! Она учится, у нее пионеры, послезавтра воскресник, уже договорились высадить цветы и деревья. И потом — шламбассейн.
Отец — отличный плотник. Пусть он выбирает — на монтаже ли печей или на дробильной фабрике, в котельной или на энергетической подстанции — все это для цементного завода!
— А где жить?
И втроем они пойдут в отдел кадров, к начальнику стройки, в профком, и, покидая стройку, я непременно проеду по улицам Солнечного, и в мужском общежитии мне скажут:
— Их дома нет. Они работают во вторую смену…
← Предыдущая страница | оглавление | Следующая страница → |