Так родилась «Победа»
Бор. Галин

Фото О. Кнорринга

Сильное и точное слово «победа» возникло в сознании Андрея Александровича Липгарта в суровые и радостные январские дни сорок третьего года, когда 6-я германская армия была полностью окружена и разгромлена под Сталинградом. Именно в те далёкие дни войны, точно ощущая обжигающий ветер Сталинградской битвы, в душе главного конструктора народился первый, смутный образ будущей машины. На белом плотном листе ватманской бумаги легли общие контуры новой конструкции.

Это не было простым совпадением и случайностью, что первое движение творческой мысли, направленной в будущее, созрело в душах наших инженеров в час разгрома гитлеровской армии. Вот так же, как одна река — Волга — соединяла горящий Сталинград с городом Горьким, где в затемнённых цехах заводов, в мартеновских печах и горнах плавилась и ковалась сталь, так и облик грядущей победы на фронте вызвал к жизни, родил, дал толчок смелому творческому поиску советских конструкторов.

Над рабочим столом главного конструктора висит большая фотография легковой машины «Победа». Её засняли в тот день, когда вместе с другими новыми конструкциями грузовых и легковых машин горьковскую «Победу» осматривал в Кремле товарищ Сталин.

Одна только фотография — вот, пожалуй, всё, что отличает скромный рабочий стол главного конструктора. И хотя его одолевают тысячи больших и малых дел, но он ни за что не согласится устроить себе хотя бы подобие отдельного кабинета. Липгарт снимает очки и смотрит прямо на собеседника мягким, спокойным взглядом. — Если я отгорожусь, — говорит и делает руками такой жест, точно рисует в воздухе четырёхугольник, — если я поставлю перегородку, деревянную или стеклянную, тогда всё пропало… Между мной и моими сотрудниками будет стенка. А в нашем конструкторском деле это — самое опасное…

Он говорит это в какой-то полушутливой форме: дескать, вот какая смешная штука… Но за всем этим чувствуется, что вопрос о «перегородке» — это для него вопрос о стиле работы. Очки, как я заметил, он пускает в ход только при чтении бумаг. Разговаривая с человеком, он обычно снимает их. И машину «Победа» он тоже смотрел, сняв очки.

Машин конструкции «Победа» было две. Одна чёрная с дымчатой крышей — первый образец. И вторая, окрашенная в светлые тона, — улучшенный экземпляр новой конструкции. Я долго смотрел на машину, потом взглянул на конструктора. Обычное, деловое и даже сухое выражение его лица сменилось каким-то новым, — это стоял какой-то другой человек. Засунув руки в карман кожаного пальто, он молча и упорно, с одной выбранной им точки, смотрел на вторую машину. Чёрная, с дымчатой крышей, его мало интересовала. Как ни дорог был первенец — он воскрешал начальною историю творческих поисков; но сейчас его больше всего привлекал второй образец машины. По его словам, в этой конструкции удалось достичь наиболее полного совершенства форм.

В экспериментальной мастерской было полутемно. На подставках стояли легковые машины разных марок, которые изучались инженерами, когда велись работы над созданием новой советской конструкции. Прямо против легковой машины «Победа», лоб в лоб, стояла боевая машина. Она была окрашена в защитный цвет. И, глядя на машину, невольно думалось: «Вот эта боевая конструкция дала возможность появиться на свет конструкции «Победа».

Образ новой конструкции, творимой для мирного времени, зарождался и вынашивался в жестокие дни войны… Казалось, руки, ум, творческое воображение конструкторов стосковались и горячо потянулись к мирной, созидательной работе. Это был мучительно трудный и одновременно радостный переход. Трудный потому, что гибкое и тонкое мышление инженера-конструктора как бы огрубело от долгой и стандартной работы, диктуемой законами военного времени. Пальцы рук — и те, как казалось, отвыкли от тонкой, ажурной работы. Творческая мысль конструкторов должна была совершить смелый бросок вперед. Шла война, завод, как и вся страна, жил и работал для войны, а в тихом застеклённом зале конструкторского бюро разгорались дискуссии, велись настойчивые поиски наиболее разумного решения поставленной задачи. Нужно было создать массовую легковую машину, обладающую максимальной экономичностью, хорошей динамикой, и к тому же комфортабельную. Слить воедино эти три желанных качества, вступающих в спор друг с другом, — дело очень трудное.

Самый тяжёлый период в конструкторской работе — это первоначальный, когда определяются основные данные новой конструкции, вырабатывается её характеристика. На языке конструкторов это называется «попасть в класс машины». Горьковские инженеры тщательно изучали образцы машин иностранных марок, в частности американский легковой «виллис» и «опель-капитан». Они были конструкторами, а не копировщиками. Отбирая наиболее ценные качества в изучаемых машинах, наши конструкторы, творчески обогащенные, создавали свою, новую конструкцию.

Современный автомобиль достиг такой степени совершенства, что в конструировании его заложен принцип коллективной специализации. Липгарт умел объединять и направлять людей. Человек спокойный, даже чуть флегматичный, он и в спорах редко когда повышал свой голос. Просматривает ли он чертежи, которые требуют его утверждения, беседует ли он с инженерами или ходит по экспериментальному цеху, — он всё делает неспеша, добротно, спокойно взвешивая каждое своё решение. Проектируя машину, состоящую из пяти тысяч деталей, направляя всю эту сложную работу, Андрей Александрович не мог, конечно, знать все мельчайшие частности создаваемой конструкции. Но он обладал той счастливой и решающей чертой главного конструктора, чертой, которая даёт возможность охватить проект в целом и в то же время тонко и остро вникать в существо каждого слагаемого конструкции. Он был ведущим конструктором в полном и глубоком смысле этого слова.

Это большое искусство — уметь направлять творческие усилия большого коллектива, понимать и считаться с характером молодых конструкторов, беречь в них то молодое и индивидуальное, что присуще каждому из них. По отзыву главного конструктора, молодые инженеры, создававшие двигатель и шасси будущей машины — Кригер, Гороховский и Эварт, — обладали ценным качеством — склонностью к механике. И эта тяга к механике, или, как говорят американцы, мехенекели майндед, давала им возможность хорошо представить себе существо физических явлений, происходящих в двигателе. И не только представить себе мысленно, но и членораздельно сказать, что данное явление влечёт за собой для каждого элемента конструкции.

И так же, как для музыканта обязателен слух, так и для конструктора важно обладать чувством пространства. Инженер-конструктор Сорочкин обладал пространственным представлением, связанным с общим обликом будущей машины. Автомобиль — это в какой-то степени архитектурное здание. Нужно было облечь новую конструкцию в очень точные формы, создать гармонию всех частей. Когда машина была скомпонована и в общем своем виде предстала в чертеже, в работу включился художник конструкторского бюро. Он доложен был вдохнуть, так сказать, живую жизнь в эту намеченную конструкторскую схему будущей машины. Своим чутьём художника он должен был понять и перевести общий образ конструкции с чертежа в эскиз.

И художник, следуя указаниям инженеров, верно и метко схватил существо новой машины: воплощенная в красках, в рисунке, она как будто сразу ожила, приняла первые реальные формы.

Вот какая это будет легковая машина!.. Простой и даже как будто наивный рисунок воспроизводил машину в тот момент, когда она на большой скорости вбегала на мост. Художнику удалось охватить самое главное в её облике — силу движения.

Вся эта работа велась параллельно с той обычной конструкторской работой, которая связана была с производством танков. В одну из летних ночей сорок третьего года немецкие бомбы частично разрушили конструкторское бюро. К счастью, проект новой, мирной машины удалось сберечь и сохранить. Главный конструктор разжигал в своих молодых коллегах конструкторский огонёк, тот дух беспокойства, который является истинным признаком творческой страсти. Такие слова, как «вдохновение», главный конструктор редко произносил. А между тем он был глубоко убеждён и этому учил молодёжь, что подлинная конструкторская работа немыслима без вдохновения. Но, как всё большое и сильное, вдохновение не падает откуда-то сверху, а, словно искра, высекается в упорном, настойчивом труде.

Много забот доставила молодому конструктору Сорочкину так называемая «поясная линия в плане». Требовалось создать плавный переход от передней стойки машины к облицовке радиатора. Этого долго не удавалось добиться. Один из принесённых молодым инженером эскизов главный конструктор изучал особенно долго и внимательно. И всё это время молодой инженер молча с тревогой всматривался в Андрея Александровича, он точно искал ответа в выражении лица главного конструктора. Андрей Александрович неторопливым движением снял очки в роговой оправе и костяшками пальцев сыграл по столу, беря то ниже, то выше, как бы нащупывая ту единственно верную ноту, которая так нужна была в проекте. И этого было достаточно, чтобы молодой инженер понял, что он в чем-то не дотянул, что нужно ещё и ещё искать наиболее совершенные формы кузова автомобиля.
И когда спустя некоторое время он принёс новый эскиз, Андрей Александрович, чуть улыбнувшись, коротко сказал: — Добротное решение.

Эти слова в устах сдержанного конструктора много значили; стало быть, проектировщик был на верном пути. Что характерно было в новой конструкции легковой машины? Формы её были выбраны всем знакомые и вместе с тем в чём-то новые. Какое торжество было у конструкторов, когда, осматривая новую машину, не все сразу заметили отсутствие крыльев и подножек! Расширив кузов до уровня крыла, конструктор этим самым как бы вобрал крылья в машину. С чертежа конструкция перешла в руки мастера Лисюка. Он создал первую маленькую точную модель в дереве. Это не была простая работа. Обладая художественным вкусом, сохраняя точность заданных размеров, модельщик придал машине должные формы. Модель можно было разглядывать со всех сторон, осязать её, лучше чувствовать формы будущей конструкции. Потом два мастера — Лисюк и Роженков — создали деревянную модель в натуральную величину. Вы могли открыть дверь машины, нажимать на педаль, брать в руки руль, опускать окно… Машина блестела лаком и никелем, создавая полную иллюзию «живого», настоящего автомобиля. Деревянную модель тесали, правили, склеивали, корректировали. Дважды и трижды уточняли формы конструкции, искали и добивались наилучшей гармонии линий и переходов.

Потом конструкцию перевоплотили из дерева в металл. И, наконец, она перешла в руки мастера сборки Соловьёва, выполнявшего на первый взгляд очень скромную работу — он собирал машину. Он прилаживал одну деталь к другой, смотрел, собирал, слушал машину… И оценивал её! Как ни доверял главный конструктор своим инженерам, как ни верил себе, но он с глубочайшим интересом ждал, что скажет мастер сборки. Главный конструктор высоко ставил опыт и знания этого человека, который умеет критически оценивать вещи.

От мастера сборки много зависит. Он может заметить в новой конструкции такое, что ни один инженер не видит. Таким человеком, от которого многое зависит, был мастер сборки Соловьёв. Собирая машину, он опытным глазом схватывал и хорошее и дурное в новой конструкции. То, что в процессе конструирования как-то ускользало, обнажалось на сборке. Соловьёв протягивал нить от первой, экспериментальной сборки к будущей сборке на главном конвейере завода. И, многое подмечая, он умел тактично обращать внимание конструктора на изъяны, подсказывать путь к улучшению. И вот настал день, когда машина «Победа» была собрана. Её испытывали в большом пробеге — на 10 тысяч километров. Потом её повели в Москву. Вёл главный конструктор. Он сам сидел за рулем «Победы». И уже не в проекте, а в работе она должна была доказать свою высокую экономичность и динамику. Машина развивала хорошую скорость; эксплоатационный расход горючего составлял на 100 километров 10 литров.

В один из июньских дней сорок пятого года легковая машина «Победа» вместе с другими новыми конструкциями автомобилей въехала в ворота Кремля. Спустя три дня главный конструктор вернулся на завод. Он медленно вылез из машины, спокойно захлопнул дверцу, ещё раз окинул взглядом всю машину, стёр какое-то пятнышко, бросившееся ему в глаза, и тепло, дружески поздоровался с окружившими его конструкторами. Они не успели его ни о чём спросить, он спросил первый. Деловито и спокойно главный конструктор заговорил о том, что интересовало его с той минуты, когда машина вышла из Кремля, и что являлось теперь главным. Это были вопросы, связанные с запуском новой конструкции в производство. И только взглянув на лица своих коллег, он спохватился и понял, что сейчас их занимает.

— Всё в порядке, — сказал он быстро, — принята, принята!
И коснулся рукою запылённой машины, которая после всех испытательных пробегов имела бодрый вид, готовая к движению, к жизни. Его заставили рассказать подробно, как вела себя машина по дороге в Москву и, особенно, что было в Москве, как прошел осмотр в Кремле. И ещё одни вопрос волновал конструкторов: утвердили ли название «Победа»? По правде говоря, конструкторы беспокоились: а не слишком ли громко для такой массовой машины в 50 лошадиных сил столь ответственное название как «Победа»? Они обрадовались, узнав, что Москва закрепила за новой легковой конструкцией автомобиля имя «Победа».

И новый этап наступил в жизни «Победы». Её стали готовить к запуску в массовое производство. Технологи намечают путь обработки деталей машины. Для неё готовятся инструменты, приспособления, штампы.
В модельной мастерской изготовлены «мастер-модели» крыла, крыши, пола, угловых панелей. Эталоны — в натуральную величину. Они сделаны из твердой породы дерева. Их заливают гипсом — получается точное скульптурное изображение детали. По этой отлитой форме создают штампы, которые с максимальной точностью будут производить и тысячи деталей машины новой конструкции.

Так родился автомобиль «Победа». От первого наброска карандашом, от первой мысли конструктора до живой, полной движения машины — все было пронизано чувством творчества.

изготовление оснастки
Изготовление штампа для серийного выпуска автомобиля «Победа».




Случайное фото:
Страница подготовлена по материалам:
[213]