Из Эльгена — назад к Таскану. Первый бурундук и красная смородина над рекой Усть-Таскан. И вот опять прижимы, хотя и не по скалам, как над Колымой, а по лесистой сопке. Подъезжаем к большому поселку. Внизу, в долине реки, среди разновысоких темных и светлых терриконов рассыпаны беленькие домики, словно сахар на черном бархате. Это и есть поселок прииска имени Горького, один из ведущих цехов золотодобывающей Колымы.
На участке «Одинокий» Володя раздобыл мотоцикл у одного симпатичного молодого экскаваторщика и «на минутку» помчался в Магадан: по расписанию «Феликс» уже пришел в Нагаевский порт и, следовательно, демобилизованный Ромео завтра весь день сможет провести со своей Джульеттой.
В кабинете начальника прииска я снова встретился с Константином Феропонтовым.
— Как? Вы до сих пор еще не написали песню? Я просто удивлен! Нет, знаете, так дело не пойдет. Я уже сообщил в Ягодное, что песня будет.
Я сказал, что у меня есть кое-какие наброски.
— Нам не наброски нужны, а готовый текст, — требовал Костя.
— Вы бы помогли мне, — сказал я. — Рассказали бы что-нибудь интересное, героическое, чтобы я вдохновился…
— Как? И вам мало того, что вы уже видели на Колыме. Ну, знаете… Хорошо, я вам расскажу, вернее покажу. Точнее сказать, не я буду рассказывать, а экскаватор. Поехали! Я вас привезу к такому месту — ахнете!
По дороге в «такое» место Костя говорил: — Надо, понимаете, задушевную. Чтобы старожил запел и заплакал.
Я сказал, что вряд ли у меня получится, но Костя, казалось, не расслышал:
— Надо создать такую песню, чтобы наши поехали в отпуск, запели там и молодежь захотела бы к нам приехать. Колыме нужны люди!
Когда зашел разговор о предстоящей поездке, Костя Феропонтов сказал:
— С Горького к Лондону ребята поедут через Ягодное, по Пушкинской улице. Звучит, между прочим! Сплошная литература.
По пути на участок нас останавливает девушка в стеганке и сером пуховом платке и сурово объявляет:
— Придется в объезд…
В чем дело? Дорога, по которой мы ехали, будет взрываться, и на этом месте начнут разрабатывать полигон для промывочного прибора. Оказывается, мы ехали по золоту.
— Участок дороги, по которой вы к нам приехали, фактически для нас торфа, — тут же разъяснил один молодой скреперист. — А в дальнейшем возьмут здесь золотые пески…
Новичку с непривычки странно слышать слово «торфа» по отношению к самой нормальной земле — верхнему слою почвы. И еще удивительнее называть «песками» скальные породы, гальку и мерзлый грунт, обнажившиеся на дражном полигоне. Но, коль скоро в этих породах содержатся золотые россыпи, для колымчан это «пески», которые надо промыть, выловить крупицы золота и отбросить отходы, «гальку», в отвалы. Кстати гальку на Колыме называют не иначе, как «галей».
Наконец, мы подъехали к экскаватору, и, бросив мне: «Я влюблен в это место», Костя направился к невысокому пареньку, который возился у растерзанной гусеничной ленты.
— Здесь, на Горьком, сейчас тяжелое положение: гу. сениц нет, стоит много машин. С одной стороны — резиновый голод, с другой — гусеничный.
Костя вздохнул и сказал пареньку:
— Ну как, Иван Иванович? Опять простой?
— Замучились с этой руслоотводной канавой, — начал было Иван Иванович, но Костя с возмущением его перебил:
— Чтоб я не слышал этого слова «канава». Это русло! Русло новой реки.
Конечно, это новое русло шириной метров двенадцать — пятнадцать. Дно покрыто влажной галькой: тают грунтовые воды, вернее — вечная мерзлота.
Ваня Сергиенко — все его так уважают, что называют Иваном Ивановичем — машинист экскаватора ЛК-05, вместе с напарником Борисом Гречкиным прокладывает новое речное русло, чтобы пригласить сюда воды старой золотоносной речки. Когда ее осушат, можно будет брать металл.
— Учти, Иван Иванович, — сказал Костя. — Как лучший экскаваторщик, ты поедешь на встречу двух поколений. Это будет десятого на Джеке. Так что готовься…
— Но почему именно я?
— Твою кандидатуру утвердил райком комсомола…
— А он утвердил, что дождя не будет? — улыбнулся Иван Иванович.
Широкая гусеница придавила к влажной гальке Ваниного тезку — малиновый султан иван-чая.
Иван Иванович приехал на Колыму после демобилизации. На груди у него полосатится тельняшка, а на голове — фуражка пехотинца. Говорит, выменял на бескозырку.
К экскаватору подвозят обед. Возчик Остап Мовчун останавливает своего Черкеса около рощицы, буфетчица Марина Варина сгружает с подводы продукты, ей помогает Иван Иванович.
Вскоре сюда на мотоциклах подъезжает еще несколько человек, и мы садимся на траву, принимая из рук Марины обеденные. порции. Цены буфета: котлета — 2 рубля, компот — 48 копеек, оладьи — 30 копеек, фаршированые блинчики — 60 копеек, папиросы от «Байкала» до «Казбека».
Марина спрашивает:
— Вы москвич? Так вот, скажите в Москве, пусть не думают, что тут плохо жить! Тут очень хорошо, только бывает скучно. Все же райком комсомола плохо заботится…
— Иждивенческие настроения! — Костя Феропонтов нахмурился. — Не понимаю, как можно говорить о скуке, если у нас в районе… Да что говорить о районе. На одном
прииске имени Горького у вас четыре клуба, пять красных уголков, каждый день новый кинофильм, или лекция, или вечер отдыха. Разве не так?
— Так-то оно так, а все же…
Подъезжает еще один мотоциклист с промприбора — Володя Привалов. Он вынимает из кармана районную газету, весело подмигивает:
— Вот! О нашем участке пишут: «Замечательная трудовая победа».
Костя Феропонтов берет газету и громко читает:
— «В честь праздника «День строителя» первый участок прииска имени Горького выполнил годовую программу по добыче золота. До конца промывочного сезона горняки обязуются добыть двадцать процентов золота сверх годовой программы и развернуть подготовительные работы к будущему году. Особенно эффективно идут работы на проходке руслоотводной канавы…»
Костя Феропонтов читает это сообщение, радуется и в то же время возмущенно восклицает:
— Ну какая же это канава! Река! Русло новой реки делают наши ребята, это ясно даже слепому. Надо дать в газету опровержение…
Костин энтузиазм окончательно покорил меня, и перед лицом нового русла я с еще большим прилежанием решил работать над песней, которую комсомольцы двух поколений впервые исполнят на озере Джека Лондона.
Комсомольское месторожднье
Я не верю в вечность мерзлоты.
Неужели удивляться станем? —
Скованные холодом пласты
Отогреем мы своим дыханьем!
Новоселы золотых долин!
Разве эти мысли не законны?
Комсомол —
У всех у нас один,
Нас у комсомола — миллионы.
Миллионы!
Слышите, друзья?
Мы от вас, мы ваша страсть и сила!
Строя радость и тоску разя,
Юность Крайний Север огласила.
От седых верховий Колымы —
Всюду, до полярного Певека,
Многомиллионный — Это мы,
Будь нас хоть четыре человека.
Комсомол!
Мы светлый отблеск твой,
Горсточка в завьюженном селенье…
Да, не зря
По жилке золотой
Судят обо всем месторожденье.
← Предыдущая страница | оглавление | Следующая страница → |