Владивосток — Находка. — Бал в Охотском море. — В колымской столице. — «Самая-самая…» — Железные сердца. — Электропаяльник. — На ольском «Кон-Тики». — Гадля. — Бригада ставного невода. — Методом народной стройки. — Туман и солнце. — Радуга-символ. — «Золотой Монгадан».

До войны в средней школе на уроке географии мы говорили: «Самые большие морозы на полюсе холода, в далеком Верхоянске». И за этот, якобы правильный ответ, учитель в дневнике ставил нам пятерку. А в это время академиком С. В. Обручевым уже было доказано, что есть в Советском Союзе место, где в январскую ночь мороз достигает семидесяти градусов. Верхоянск остается позади. Новый полюс холода, открытый экспедицией Обручева, — это якутский поселок Оймякон. И расположен он далеко за Верхоянскими хребтами, несколько южнее 64-й параллели, на северо-востоке Якутской республики.

А нельзя ли добраться туда на автомашине?

Переправиться морем из Владивостока в Магадан, а оттуда попытаться по северным трассам и бездорожью достигнуть полюса холода? Нет, серьезно! Дело заманчивое.

Я знал, что знаменитый русский исследователь Иван Черский от Якутска до Индигирки (то есть в те районы, куда я намерен был ехать на автомашине) добирался более двух месяцев. Что касается Обручева, то он к полюсу холода — в Оймякон — шел от Якутска сорок три дня. «Совершенно неизвестная область», — записал он в дневнике.

С той поры прошло тридцать лет. Советские годы неузнаваемо преобразили «неизвестные области» Индигирки и Колымы. «Увеличивается также выпуск цветных и редких металлов», — говорил товарищ Н. С. Хрущев на XXI съезде нашей партии. Редкий металл… Золото… Северовосточная валютная кладовая нашей страны. Как там живут люди? Как они борются за то, чтобы увеличить выпуск цветных металлов?

«Окраинная» земля! Как мало мы знаем о дальних уголках своей Родины! Любят советские люди отправляться в туристские поездки за рубежи нашей страны: ездят в страны народной демократии, в Индию и по Скандинавии, побывали в Америке и в Африке. Очень хорошо! Но вот по окраинам нашей большой страны почему-то у нас не принято путешествовать. Есть несколько маршрутов по Волге, по Кавказу, Прибалтике, по Уралу и, пожалуй, все. А Сибирь, а Дальний Восток, а Крайний Север? Вот и решил я отправиться в новый автотуристский поход по неизведанному маршруту от берегов Охотского моря по колымской земле через хребет Черского к полюсу холода, в Оймякон.

Автомашина М-72 со сталинградским номером СЩ 6254, на которой мы прошли от Москвы до Владивостока, была законсервирована в Приморье и простояла полтора года в гараже под брезентом. Все это время я готовился к новому путешествию. В июне 1958 года вылетел во Владивосток, чтобы поставить автомобиль «на ноги» и переправить его через два моря — Японское и Охотское — из бухты Находки в бухту Нагаева.

В эти дни во Владивостоке демобилизовался молодой моряк Владимир Мусатов. Он служил как раз в том гараже, где стояла на консервации М-72.

Володя узнал о моих планах и сказал:

— Если вы не возражаете, я поеду с вами. Подыщу себе на Колыме работу, возможно, останусь там навсегда.

Володя оказался не только шофером-профессионалом, но и опытным фотолюбителем. И я с радостью зачислил его в экипаж.

Во время расконсервации машины выяснилось, что в заднем мосту «полетел» подшипник, лопнул средний траверс и надо менять тормозные колодки. Словом, пришлось солидно повозиться. Володя не жалел сил, помогая мне привести машину в порядок, и примерно через десять дней мы уже были готовы к нелегкому походу.

Утром Володя из шланга умывал бежевый кузов и, можно сказать, сквозь слезы счастья посмотрел я на свою автомашину, когда она, заправленная по форме, собиралась уходить из военного гаража «в увольнительную».

До свидания, Владивосток! На прощание ты машешь нам крылом гидросамолета, награждаешь живописной дорогой и уверяешь, что через несколько часов мы встретимся с бухтой Находкой.

Забегая вперед скажу, как автотурист, я, разумеется, не задерживался на одном месте, и мои путевые дневники не претендуют на всесторонний охват событий и проблем, характерных для такого необъятного края, как Колыма. Для меня все было в новинку, и читатель это должен учитывать. Жизнь на Колыме так быстро меняется, что впечатления и факты прошлого года вступают в противоречие с новыми событиями. Отрезок дороги, по которой мы ехали, стал дражным полигоном. Футболисты Сусумана, проигравшие в прошлом году, стали победителями в этом сезоне. Там, где человек работал вчера, сегодня он уже не работает, как например бурхалинец Алексеев: он стал начальником прииска «Ударник». Да мало ли новинок в большой текучей жизни колымского края! Отчасти по этим причинам в отдельных случаях пришлось мне заменить фамилии колымчан вымышленными именами. Что касается моих спутников, Игоря Мутолапова и Виктора Саклина, то я объединил их в одном лице и вывел в книге под именем Володи Мусатова.

Встреча с Находкой

Мне снилось недавно:
Я стал пароходом,
А рядом товарищи-корабли,
Соперники, резво бегут по воден,
Огнями подмигивают… А вдали…
Это взаправду или как будто?
Смущенный дальше плыву. И вдруг
Под вечер меня обнимает Бухта
Нежными скалами женских рук.
О, сколько в ней было добра и света!
Приморские, ласковые края,
Как хорошо —
Существует где-то
Бухта Находка, мечта моя.
Она раскинулась крутоскало,
Улыбается каждому кораблю.
Покидая Бухту свою устало,
Я дал гудок, я сказал: «Люблю-у…»
Я был пароходом.
Я был многотонный.
Я множество тонн всяких радостей нес.
Я был кораблем под названьем «Влюбленный»,
И все это было всерьез.
И если беда
Налетит мгновенно
И если почувствую —
Сердцем продрог,
Я к-Бухте своей протяну наверно
Усталые руки дорог.
И неожиданно, вспоминая
Теперь уже занятый кем-то причал,
Я Бухте Находке скажу:
— Родная!
Не здесь ли, в Приморье, тебя встречал?
О, как ты молчала красноречиво
И как не умела себя беречь,
Когда целовал я глаза залива
В тени обнаженных скалистых плеч.
Как говорится, любовь не тетка.
Я был пароходом.
И мне довелось
В тебя влюбиться, Бухта Находка,
В приморскую осень твоих волос.

Тихоокеанская Находка отвоевала у моря и скал широкую прибрежную полосу. Здесь, у бетонных причалов, высятся трехэтажные склады, оборудованные лифтами, стоит целая вереница портальных кранов, снуют паровозы. , которые связывают торговый и рыбный порты с четырьмя железнодорожными станциями.

В бухте Находке наша автомашина парила над сопками, как птица. Она плавно опустилась на борт парохода «Феликс Дзержинский», который и должен забросить нас на Крайний Север — в бухту Нагаева. Отсюда, по магаданской, а затем по якутской земле, мы с Володей будем штурмовать полюс холода.

После погрузки у нас осталось еще немного времени, чтобы познакомиться с Находкой.

Несколько лет назад население этого приморского города не превышало тридцати тысяч человек. Сейчас в Находке — более восьмидесяти тысяч жителей.

Сотни юношей и девушек по призыву партии приехали в Находку из Москвы, Владимира, Костромы, Иваново, Тулы…

В диспетчерской порта мы узнали, что Находка отправляет многочисленные грузы на Чукотку и Курильские острова, на Сахалин и Камчатку, а оттуда принимает уголь и нефть, цветные металлы и рыбу, пушнину, целлюлозу, китовый жир… У причалов порта швартуются многочисленные океанские пароходы из Англии, Индии, Кореи, Австралии, Польши, Пакистана, Италии, Либерии, Кубы, Западной Германии, Норвегии, Китая… Сегодня первым регулярным рейсом, по расписанию, прибыло в Находку японское судно «Тайсей Мару».

Мы выехали на катере и встретили японцев на рейде. Почему они так приветливо нам машут? О чем думает моряк, работающий на палубе? И разве не знаменательно: около советского портального крана, на кабине которого можно прочитать «Мир возьмет верх», стоит у причала дружбы «Тайсей Мару».

Мир возьмет верх!

И, словно перекликаясь с надписью, идут вверх по трапу «Феликса Дзержинского» молодые поборники мира — более пятисот новоселов, которых через пять дней поведет Магаданская область по своим золотым дорогам.

Их руки голубями плещутся над кормой корабля. Пускай из разных концов страны собрались они в этот рейс, но где бы они ни жили прежде, — с этой минуты все они новоселы Крайнего Севера, трудовая гвардия Магаданского совнархоза.

И вот открылся океан

И вот открылся океан.
Совсем не много, но ее мало:
Искрилась острая вода, как будто битое стекло,
И дивным творчеством своим природа волны украшала,
И ночью продолжался день, и солнце искоса текло.

Словами трудно передать оттенки все и краски эти.
Как весел, как тревожен он,
Ночной, охотноморский край,
Когда чарующая даль в тончайшей золотистой сети,
И всюду пестрые цветы, хоть выходи и собирай.

В июне долго мы плывем Приветливым Охотским морем,
Не думая, что в октябре оно сурово встретит льдом.
Так радуемся мы тому, что после станет нашим горем,
И так горюем мы над тем, что будет радовать потом.

Несется ветер по волнам, то скомкав их, то разутюжив.
И совершенно без ночей, а только днями напролет
В плавучей пене,
В бирюзе,
В движении ажурных кружев
С раздумьями о Колыме спешит на север пароход.

…Ночью в Охотском море — веселое свечение. Чем темнее на небе, тем светлее вода — микроорганизмы, фосфорный свет.

Свечение воды — световой путь — зажигающееся море. И прибрежные ночные камни, если море взволнованно, тоже светятся. А когда штиль, камня не видно. Волна с моря бежит со скоростью пассажирского экспресса.

В Охотском море, у Шантареких островов, — лед круглый год. Море коварное. Туман — бич моряков. Если радиолокатор вышел из строя, возможно столкновение. Капитан, плавающий на Охотском — хороший моряк. Если матрос говорит, что он с Охотского моря, — это лучшая для него рекомендация. Он, как шофер, работавший в районе с плохими дорогами. Итак, Охотское море стало символом хорошей репутации.