19 июня
 «Обжитое» болото. По дороге в Заводоуспенку. |
Путешествие требовало жертв.
Вместо того чтобы нормальным образом по Сибирскому тракту продолжать путь в Тюмень, из Талицы мы двинулись над рекой Пышмой на юго-восток, в сторону от Тюмени..
Этот неожиданный маневр был продиктован двумя причинами.
Во-первых, нужно было собрать материал о первых сибирских селах, а если двигаться по прямой, то не успеешь оглянуться, как сразу из Свердловской области попадешь в Тюмень.
Во-вторых, очень уж хотелось мне побывать в Заводоуспенске и выполнить поручение московской журналистки Ларисы Федоровой.
Ты понимаешь, у Лели, моей сестры, родился сын, Сашка. Первый племянник, понимаешь? Я тебя умоляю: завези ботиночки и конфеты «Тузик»…
Машина наша была так запружена, что даже маленький посторонний сверток брать не хотелось. Но Лариса, заметив мой ледяной взгляд, дернула шпагат на свертке и взмахнула перед нами крохотными красными ботиночками — чудесным подарком далекому трехнедельному племяннику. Ну, как можно было отказать?
И вот мы едем «за семь верст киселя хлебать» — к новорожденному Сашке, которому абсолютно не нужны пока ни ботиночки, ни «Тузик».
 Комары. Каждый спасается по-своему… |
Таким образом, возник мощный юго-восточный крюк, на котором и повисла наша поездка. Она повисла почти в буквальном смысле этого слова, так как мы ринулись в Заводоуспенск напрямик, доверившись проселочной дороге, обозначенной на нашей карте в виде тоненькой ниточки.
Итак, на крюке нашего маршрута появилась еще и ниточка. Эта предательская ниточка начала раскачивать нашу машину то в одну, то в другую сторону до тех пор, пока мы окончательно не заблудились в нелюдимом лесу и не забрели в какое-то обжитое болото. Обжитым его можно было назвать потому, что кто-то здесь выложил бревна, похожие на широкие деревянные рельсы.
Иногда торфяная жижа заливала эти бревна или блестела в расщелинах. Накрапывал комариный дождь. Мы слишком поздно вставили в стекла противокомарные сетки. Машина неожиданно попала в настоящий тропический комариный ливень. Казалось, со всего леса, со всех лесов мира сюда слетались комары, чтобы с шумом стучать по стенкам и капоту нашей машины, превращая бежевый цвет в серый. Комары густо залепили ветровое стекло. Казалось, мы разворошили огромный ядовитый комариный муравейник и нам отсюда живыми не уйти.
 Противокомарная сетка |
 Дымокур. |
Комары нещадно кусали нас. Они умудрялись запускать свои жала сквозь противокомарные зеленые сетки, которые мы накинули на свои лица.
Словом, жалили они, проклятые, так, что вся наша могучая противокомарная техника окончательно теряла авторитет.
Вдруг болото оборвалось. Мы попали на хорошую, сухую дорогу, идущую через настоящий сосновый бор. Вокруг сразу посветлело, запахло липкой смолой и свежей хвоей, — словом, веселее стало на душе.
Огромные, в пол-обхвата, сосны казались худенькими — до того они были высоки. Розоватая блестящая кора поблескивала от солнца — прямо как на картинах Шишкина.
А что это за странные насечки одинаковой формы? Почти на каждой сосне два наклонных ряда глубоких желобков, один — слева направо, другой справа налево. Эти желобки соединяются и образуют на стволе «высечку», напоминающую хвостовое оперение стрелы какого-нибудь героя Фенимора Купера. У окончания насечки к сосне был приделан маленький металлический конус. Мы заметили идущего по лесу человека с ведрами в руках. Он подошел к одной «татуированной» сосне, снял железную чашечку и, опрокинув, выскреб густую желто-белую сосновую смолу.
Ломакин спросил:
— Зачем тебе столько смолы?
Оказалось, Андрей Большаков собирает смолу не для себя. Он работает в химлесхозе съемщиком: с утра выходит он «на съем» драгоценной сосновой смолы — «живицы». Как только выглянет солнце, янтарные сосновые капли чаще и гуще капают в жестяной конус — только успевай опорожнять! А насечки на соснах делают «вздымщики». Еще до восхода солнца проходят они по лесу и острыми скребками, которые называются «хаки», «вздымают» душистую сосновую кору. В глубине леса вырыты землянки, там стоят бочки, полные смолы — живицы. Потом эту смолу-живицу отправляют за пятьдесят километров в Тюмень, на скипидарные и смолокуренные заводы. Сосна, капля по капле отдающая живицу, отдает свою жизнь. Она высыхает и идет под топор: Заводоуспенск поставляет шпалы…
Заводоуспенск прежде назывался Успенкой.
До революции была здесь писчебумажная фабрика английской фирмы Ятес. Был и водочный завод. Хлебная барда стекала прямо в реку, на берегах которой бродил пьяный скот. Речка до сих пор называется Бардянкой… Сейчас Заводоуспенск бурно растет. Только за один 1956 год выстроено семьдесят новых домов — один к одному, все пятистенные, городского типа. Новая теплостанция такая высокая, что церковь по сравнению с нею кажется игрушечной.
Жаль, что густые леса вокруг Успенки порядком повырублены на топливо для фабрики… А ведь давно можно было перейти на дешевое торфяное топливо, сохранив лесную красоту. В этих местах очень много торфа — запас, говорят, столетний.
Самое красивое место в поселке — озеро, которое по старинке зовется просто прудом. Но это не пруд. Две реки впадают в него — обе лесные, чистые и глубокие. Посреди реки Айбы — два острова. Там густо и дружно растут березы, а под ними зреет костяника — ягода сочная, кисловатая и щедрая на урожай. Здесь же на острове охотничья избушка — для любителей подследить уток.
А сколько здесь рыбы! У каждого рыбака свой «бат», долбленая сосна, — сооружение верткое и легкое в ходу. Утром вся гладь озера покрывается этой доморощенной флотилией. Только поблескивают мелькающие на крючке окуни-красноперки!
От Успенки до Тюмени пятьдесят километров — по Червишевскому тракту… Утром, чуть рассвело, мы собрались в дорогу, пожелали Сашке расти большим и здоровым и выехали в Тюмень.
21 июня
В тот момент, когда вы подъезжаете к деревне Костылево, вас охватывает особое чувство, хочется остановиться, выйти из машины и молча посмотреть вдаль.
Во-первых, через несколько минут вы очутитесь в первой сибирской деревне, и хочется, чтобы она была какой-то другой, не похожей на уральские, и боишься, что никакой разницы не обнаружится…
Во-вторых, вы сознаете, что на подступах к деревне Костылево вы уже находитесь в пределах той самой области, на территории которой могут свободно разместиться две Франции.
Порой достаточно исследовать частицу, чтобы понять общее. Но те населенные пункты, которые нам предстоит проехать по дороге в Тюмень, не дадут представления обо всей области, в которой господствует пушной промысел, найден природный газ и сплавляют десятки тысяч кубометров древесины…
Первая сибирская деревня Костылево своим внешним видом как бы говорила нам: «Посмотрите на мои дома, они долго были заколочены, но сейчас люди возвращаются».
Эти дома — с пробитыми черепами-крышами, слепые, полурастащенные, перебинтованные стерильными белоснежными досками — были похожи на раненых.
По деревне ехал бородатый всадник. Любопытно было узнать его фамилию — Ермаков. Бородатый всадник не без гордости сообщил, что в старину сельских богатырей величали Ермаками.
— Ране была деревня, как сито, — народ вытекал, а теперь вроде кочки моховой: впитывает… Вон они, молодые…
Молодые подходят и принимают участие в разговоре. Это тоже колхозники «Великого Октября»: комсомолец Саша Черкасов и Володя Ушаков — «внесоюзная молодежь».
Ермаков едет в урочище Подъямники. Колхоз готовится к сенокосу, и старику надо поглядеть, как там она, трава, не готова ли? Ребята говорят нам, что при заготовке сена в южных районах области стоимость тонны доходит до семисот рублей. Скорей бы, что ли, разворачивали широкую заготовку кормов в Обь-Иртышской пойме. Тогда тонна сена вместе с подвозом обходилась бы не более ста пятидесяти рублей…
А пока приходится нам корчевать колки, — говорит комсомолец.
— Колхоз большой, кормов не хватает для скотины, добавляет «внесоюзная молодежь», — вот и корчуем.
— Колки — это степные перелески. Там на участке у них имеется колесный трактор ХТЗ; бригада молодежная — почти все вернулись в колхоз из города в этом или в прошлом году. Было у них тут такое же собрание, как и в деревне Старково Горьковской области, и, наверно, так же кипели страсти и так же люди принимали решение — работать в колхозе.
Деревня Мичурино — это тоже колхоз «Великий Октябрь».
В речушке плещется детвора, несколько подвод везут на скотный двор «зеленку» (рожь), и доярка Лиза Костылева рассказывает нам, что ночью колхозное стадо пасется на воле, а днем берегут коров в тени, под навесами, потому и подвозят сюда корма…
Тут же за скотным двором, в овражке, две девушки в беленьких цветастых платьицах, в туфлях со «школьным» каблуком и пестрых воздушных шарфиках… грузят на носилки навоз. Это восьмиклассницы червишевской средней школы Алевтина Ушакова и Руфина Кондратьева. Чуть ли не впервые в жизни они держат в руках вилы. Над овражком стоит колесный трактор с прицепной тележкой. На тракторе в небрежной выжидающей позе восседает Михаил Черкасов.
— Нарядились… Это вам не книжки читать.
Девушки слышат его слова и весело кричат из овражка:
— А мы и книжки читать будем и трудодни заработаем.
— С такими темпами вы ничего не заработаете…
— Лучше бы взял вилы и помог нам.
— Мне за погрузку не платят!
— А ты договорись, чтоб платили, и давай грузи!..
Кажется, колхоз «Великий Октябрь» бесконечен.
Что ни деревня — бригада. Мы проехали две бригады, третья осталась в стороне, сейчас мы находимся в бригаде № 4 — в Друганово. С руководством колхоза встретиться не удается, все начальство в разъезде, и мы направляемся в библиотеку.
Собственно, библиотека в деревне Друганово — это только угол в помещении местного клуба. Зато в этом углу у окна стоит шкаф с книгами и два стола, застеленных газетами.
Обычно в обеденный перерыв сюда заходят читатели, и непременное солнце дежурит у этого очага культуры. Вот и сейчас оно вбежало в сельскую библиотеку и натянуло на вихрастую голову молодого прицепщика свою лучистую шапку. Это Александр Друганов. У него грязная спецовка и чистые руки.
Заведующая клубом и библиотекой Валя Летынцева, потряхивая косичками, знакомит нас с другим «заядлым читателем». Это тоже Друганов, только Саша. «Чтобы их не перепутать, мы одного называем Сашей, другого Александром».
Александр сказал: «Можете записать, что мы друзья». И Саша подтвердил: «Да, мы друзья с детства и на всю жизнь».
Мы не сразу поняли, почему они это подчеркивают. Потом Валя Летынцева объяснила, что Саша Друганов — выпускник Тюменского машиностроительного техникума, человек ученый. А его друг Александр — простой колхозник. И вот не далее как вчера кое-кто затеял нехороший разговор. Дескать, Саше неинтересно с Александром, и вообще их пути разойдутся, Саша уедет, мол, в город…
— Никуда я не уеду. Я буду работать в МТС.
— Да, он останется в МТС, — Александр ревниво посмотрел на Сашу. — У него даже дипломная работа подходящая…
Не дожидаясь расспросов о дипломной работе, молодой прицепщик сказал:
— Называется «Разработка прогрессивной технологии капитального ремонта долбежного станка». И, главное, МТС недалеко отсюда, вместе будем ходить на рыбалку. Правда, Саша?..
И в библиотеку, — добавил ученый Саша, с чем Александр охотно согласился.
| ← Предыдущая страница | оглавление | Следующая страница → |
