Эту книгу вы можете скачать одним файлом.

9 июня


Ижевск. Кинотеатр «Колосс» на улице Горького.

Чем ближе к Ижевску, тем хуже дорога. На окраине города она уже совершенно невыносима.

Город как бы обнимает своими домами огромное озеро, которое местные жители называют прудом. По сути, это и есть пруд, и, быть может, самый крупный в Союзе. Река разлилась перед Ижевском и сделала его почти приморским городом.

Мы остановились в республиканском автомотоклубе. Напротив здания клуба возвышаются корпуса Ижевского мотоциклетного завода. Мы находимся в городе металлургов и машиностроителей, на родине первого советского мотоцикла, в центре лесопильной и лесохимической промышленности республики.

Но больше всего нас интересовал Ижевский оружейный завод, наверно, тот самый завод, который в 1770 году был захвачен Пугачевым. До революции этот завод считался единственным крупным предприятием города, и нет ничего удивительного в том, что некоторые величали город Ижевск околоуральской Тулой.

Наша машина остановилась около заводоуправления.

Мы поехали за город, на полигон ДОСААФ пристреливать свой карабин и пятизарядные ТОЗы. Там как раз тренировались перворазрядники областной стрелковой команды.

Все они были в стеганках и в специальных рукавицах на левой руке. Глубокий вдох и выдох. Стрелок замирает, несколько секунд не дышит, прицеливается…

Две женщины. Раньше в каждой команде обязательно должны были быть женщины. Таковы были условия состязаний. Теперь присутствие женщины в стрелковой команде необязательно. Эти две — отличные стрелки, вот их и оставили. Они поедут в Свердловск на соревнования. Но сейчас, к сожалению, девушек не привлекают к этому виду спорта. Раз необязательно, зачем тренировать? Правильно ли это?!

10 июня


Воткинск. Здесь прошло детство П. И. Чайковского

Ломакин сказал, что он превосходно выспался на биллиарде Ижевского автомотоклуба, и с рассветом мы уже катили по отличной гравийной магистрали в город Воткинск.

Главная Сибирская дорога проходит где-то севернее. Мы ее игнорируем. Мы торопимся и на свой страх и риск прочерчиваем на карте ровную линию от Ижевска до Свердловска.

Дорога идет среди лесов и полей. Врывается какой-то особенно мягкий, пахучий ветерок. Вынесешь за окно руку, и она погружается в бархатный, ласковый воздух.

Внешне город Воткинск напоминает Ижевск. Словно они родные братья. Это впечатление создает огромный городской пруд (длина — двенадцать километров), на восточной стороне которого возвышаются пятиэтажные дома рабочих машиностроительного завода. Улица Мира. Строится Дворец культуры.

Там, где асфальтируется надпрудная улица, мы встречаем заместителя председателя горисполкома Алексея Ивановича Вицына. Он рассказывает, как Удалось вложить в благоустройство города не триста тысяч, выделенных Воткинску, а три миллиона рублей.

— Очень просто, — простодушно улыбнулся Вицын. — Мы сказали предприятиям: хотите стадион, Хотите дышать зеленью, хотите асфальт и хорошие тротуары — давайте денежки…

Где взять рабочую силу? Уличные комитеты организовали добровольные бригады из населения. Когда народ увидел — пошло дело, хорошеет Воткинск, — многие, стоявшие в стороне, сами приходили в бригады, брались за лопаты, озеленяли свои улицы.

Мне вспомнился Сталинград. Черкасовское движение. И подумалось: переделать надо поговорку. Не дурной, а хороший пример тоже заразителен.

В городе Воткинске родился Петр Ильич Чайковский.

Его отец был здесь управляющим завода и начальником горного округа: по тем временам — большая должность.

Подъезжаем к Дому-музею, рассматриваем у калитки бюст Чайковского, сделанный местным скульптором Тутыниным, и слышим мелодию «Осени». Здесь детская музыкальная школа.

Директор музея и музыкальной школы Алексей Кириллович Гурьев водит нас по комнатам. Он рассказывает о жизни великого композитора. При этом неожиданно говорит о судьбе особенно одаренных учеников школы, жалуется на горсовет и снова возвращается к Чайковскому. Почти дословно записываю его рассказ:

— Петр Ильич в этом доме жил восемь лет. Вот этот рояль, стулья, столы и буфет принадлежали отцу композитора. Вот здесь был кабинет отца. Мы эти комнаты отремонтировали, хотя горисполком и не всегда идет нам навстречу. А наверху у нас классы. Между прочим, там была детская. Но где именно — трудно сказать, потому что все перестроили, перепланировали. Еще недавно в этих классах у нас занималось всего тридцать человек. А сейчас в музыкальной школе обучается сто пятьдесят. К концу пятилетки надеемся довести число учащихся до трехсот человек… Что вы сказали? Это портрет Веры Давыдовой, Чайковский был влюблен в нее в юности. Так вот, я и говорю вам, что наша музыкальная школа расширяется, в городе масса одаренных детей. А за счет чего расширять? Горисполком не идет навстречу… А это Антонина Милюкова. В тысяча восемьсот семьдесят седьмом году Чайковский с ней венчался. Но брак был неудачный, месяца через три они расстались. Посудите сами, у нас сейчас восемь классов — фортепьяно, скрипка, баян, виолончель, домра, а к осени собираемся открывать класс духовых инструментов. Казалось бы, надо освободить помещение в пристройке, а они захватили комнату и ни в какую…

Я спросил, кто это «они».

— В том-то и дело, что милиция! При этом доме имеется небольшой, но весьма уютный парк. Сейчас закончим осмотр комнат и пойдем туда. В этом парке по вечерам танцуют. Но вы себе не представляете под какую музыку! И бывает, у нас в парке напьются и хулиганят. И милиция нарушителей тащит сюда, к нам, в дом Чайковского, чтобы разобраться. Для этого им нужна комната. Может быть, в этой комнате Петр Ильич слушал народные песни, которые ему напевала бабка, а они тут что устраивают? И вообще, я говорил горисполкому, что здесь не место для танцплощадки. Пускай переносят в другое место. И главное — занимают помещение. У нас одиннадцать педагогов, ждем еще двух из Ижевска, мне нужно хотя бы на первое время обеспечить их жилплощадью. Потому что на горисполком я не надеюсь.

Тут Гурьев сделал паузу и совершенно неожиданно произнес:

— Мы спокойно работать не можем, потому что секретарь горисполкома товарищ Богимов пишет такие резолюции: «Комната, временно принадлежащая музею, временно передается саду». И это в то время, когда наши учащиеся, как, например, Виктор Столов, успешно заканчивают нашу школу и их принимают на первый курс Московского музыкального училища. Я считаю, что вы должны все это записать и помочь нам. И еще больной вопрос: педагоги с высшим образованием к нам не едут. Зарплата маленькая. Это тоже проблема. А ведь культуру преподаваний надо повышать, может быть, из этих стен выйдет второй Чайковский. Кстати, вот на этом маленьком рояле он играл свои первые этюды…

12 июня

До города Кунгура ехали мы по старинной лесной дороге, обозначенной на карте тоненькой ниточкой. Хорошая дорога. Густые, непроходимые заросли почти накрывали своими ветвями одноколейную просеку, такую, что разъехаться двум машинам невозможно. Более ста километров проехали мы через этот лес. Здесь мы пеняли, откуда взялась пословица «Ободрать, как липку». Молоденькие липки действительно были безжалостно ободраны, а в деревнях на крышах сушилась белая липовая кора. Местные жители сдают эту кору — лыко — специальным агентам, а те отправляют на производство. Лыко идет на мочало, на веревки.


Кунгур. Сталагмиты ледяной пещеры.

В городе Кунгуре по Сылвенскому мосту проехали на Березовский тракт и в старой роще, раскинувшейся на Ледяной горе, свернули к селу Филипповскому. Около него как раз и находится Кунгурская пещера. Сюда, к пещерам, подъезжал народ: кто с поезда, а кто и на машинах.

В пещеру уже не пускали, спать нам не хотелось, и мы пошли на станцию ужинать. Надо было перейти реку Сылва. По ней недавно сплавляли лес. Но сейчас река высохла, и остались на Сылве торчать бревна, нагроможденные друг на друга. Настоящие бревенчатые торосы. Ничего не стоило сорваться и поломать ногу.

На станции в ларьке продавались глиняные изделия местных мастеров. Кунгурские фигурки своеобразны. Грубоватость лепки и лубочная раскраска придают этим глиняным созданиям какую-то сказочность. Тут же в ларьке продаются изделия из камня, завезенные сюда с Урала.

Вернувшись в стационар, мы заплатили по семь рублей за койку и впервые оставили нашу машину без Присмотра. Были пущены в ход рулевой замок и багажный и, разумеется, сигнальная система.

Утром выяснилось, что похищать машину никто не собирается. Но она была густо облеплена прибывшими экскурсантами. Их глаза совершали путешествия по кабинам автомашины, где беспорядочно громоздились наши вещи. Кто-то сказал:

— У вас почти как в гроте Данте…

И вот мы вместе с другими стоим у входа в пещеру. Экскурсовод говорит, что мы должны идти строгой цепочкой и не отставать, так как под землей настоящий лабиринт, можно заблудиться. Гроты, ниши, подземные озера… Нам «категорически запрещается» сорить, обламывать ледяные образования и вообще брать «на память» какие-нибудь подземные ценности. Тут экскурсовод увидел на животе у Ломакина фотоаппарат, сказал, что фотографировать под землей можно только «с ведома дирекции». Пока Ломакин бегал насчет этого «ведома», экскурсовод пересчитал группу и предложил по возможности «утеплиться». Это нас удивило: вокруг тепло и зелено, солнце такое ясное и доброе, в траве мелькают ярко-желтые мохнатые шапочки сугубо летних цветов — одуванчиков, и вдруг вам говорят: «Будет холодно, как зимой!»

Прибежал Ломакин, стал последним в нашей цепочке. Мы зажгли свечи, и сразу невольно вспомнились семь добрых гномов из сказки о Белоснежке: вот так же, мерцая свечами, уходили они в подземные дали, чтоб их разведать.

И если бы не этот трезвый, глубоко научный голос, звучавший где-то впереди, можно было бы и вправду поверить, что мы идем в сказочную страну. Из глубины пещеры веяло холодом и свежестью. Казалось, мы стояли у погреба. Погреб доверху набили голубыми глыбинами чистого льда. Пещера дышала нам в лицо зимней прохладой.

Мы шли по длинному коридору — туннелю. Это единственное сооружение пещеры, сделанное рукой человека. Старый вход был до того низок, что приходилось ползком добираться до первого грота. Кунгурская пещера — результат карстовых явлений, то есть разрушения горных пород подземными водами. Долгие годы трудились упорные невидимые реки, пробивая себе дорогу в толщах гипса, доломита, известняка. А иногда одна-тединственная, но многовековая капля долбила камень. Образовалось целое кольцо подземных залов-гротов, узких и широких коридоров и около тридцати озер…

Но вот кто-то впереди ахнул. Первый из подземных гротов! «Бриллиантовый»! Размеры небольшие, что-то вроде школьного класса. Но — дело не в размерах! Мы попали в настоящее царство снежной королевы.

Представьте себе звездной формы снежинки, вроде тех, которые часто падают на землю в новогоднюю ночь. Сотни тысяч таких громадных снежинок свисают с ледяных стен. А сколько тут еще разных ледяных кристаллов — треугольных палочек, каких-то листиков, ракушек, шестигранников! Не могу удержаться — протягиваю руку, хочу взять одну звездочку, но я еще не дотронулся, а она уже рассыпалась снежной сухой пылью.

Второй грот — «Полярный»; Подходишь к нему длинным темным коридором — вдали возникает арка входа, обрамленная наплывами льда и букетами инея. Кто-то шутит: «Сейчас дадут ложки и мы будем есть необыкновенное мороженое».

Затем — грот Данте. Он весь завален огромными каменными глыбами. Когда-то камни обрушились со сводов грота и причудливо нагромоздились. Невольно глядишь наверх: а не сорвется ли на тебя такая же глыба? Спрашиваем:

— Почему такое название — грот Данте?

Экскурсовод объясняет: ледяной холод, мертвая тишина, дикие каменные развалины — все это напоминает картины ада из «Божественной комедии». То ли от холода, то ли еще отчего, но по спине бегут мурашки, а тут еще наш проводник просит всех погасить свечи, а сам со своей горящей свечой уходит в глубь свода и прячется за какой-то камень. Мгновенно в темноте возникает профиль черного каменного чудовища с огненным глазом.

Грот «Крестовый». Здесь много ледяных столбов — сталагмитов. Они сооружены водяными каплями, падающими с потолка — капля по капле. Намерзая друг на друга, эти капли образуют столбы до трех метров высотой.

В некоторых столбах образовались ледяные чаши: летом, при повышении температуры, капли не намерзают одна на другую, а пробивают углубление в сталагмите. Вот и стоит такой ледяной столбик, увенчанный «чашей» с хрустальной ледяной водой. Как ваза.

Есть в «Крестовом» и сталактиты — стремительные сосульки, свисающие с потолка. Сталактиты и сталагмиты порой смыкаются и образуют огромные ледяные колонны. А сросшиеся колонны создают иногда целые ледяные стены.

Резным каменным кружевом убрала вода своды гротов! Экскурсовод говорит, что капля воды за полгода пробивает слой гипса толщиной в десять сантиметров! Вот уж поистине — «вода камень точит»…

Запомнился грот «Эфирный». Сначала мы не могли понять, почему этот грот — величественный, темный и хмурый — все-таки какой-то веселый? И только когда мне за шиворот плюхнулась большая ледяная капля, я прислушался и понял: этот грот не молчит, как все; он озвучен плеском сотен падающих капель! В суровом подземелье запахло милыми апрельскими капелями.

Самый большой грот пещеры — грот Дружбы народов: он назван так потому, что в 1937 году сюда приезжала экскурсия участников 17-го Международного геологического конгресса. Здесь находится Большое подземное озеро, оно действительно большое — семьсот пятьдесят квадратных метров, а глубина, говорят, достигает трех метров. Вода до того прозрачна, что кажется, ее вовсе и нет. Стоишь и видишь перед собой чистое сухое дно. Ломакин неосторожно шагнул и, конечно, попал в воду!

— Сюда бы нашу надувную лодочку!

Далее начинается Заозерная или Глубинная часть пещеры. Но она посещается только научными работ-никами, которые ведут там свои наблюдения. Говорят, что эта часть Кунгурской пещеры не менее красива и интересна, чем та, по гротам которой мы только что совершили увлекательное путешествие.


← Предыдущая страницаоглавлениеСледующая страница →




Случайное фото: